Легенды крови и времени - Дебора Харкнесс

Определенную роль в решении Фиби сыграла и репутация Маркуса. Среди вампиров он был известен своей импульсивностью и стремлением вступать в борьбу со злом всего мира, не заботясь о том, как к этому отнесутся другие породы. Фиби надеялась: если в вопросе брака они соблюдут традиции, Маркус войдет в ряды уважаемых вампиров и его идеализм станет восприниматься в более позитивном свете.

– Ты помнишь, что традиции служат полезным целям? – твердым тоном спросила Фиби. – И потом, мы придерживаемся далеко не всех правил. Твой секретный план с мобильниками более не является секретным. Фрейя знает.

– С ней всегда нужно держать ухо востро, – вздохнул Маркус. – Бог свидетель, во Фрейе живет ищейка. Мимо нее ничто и никто не проскользнет. Но ты не волнуйся, Фрейя не возражает против наших разговоров. Это Мириам мертвой хваткой держится за порядок.

– Мириам сейчас где-то на Монмартре, – сказала Фиби, взглянув на часы.

Половина первого. Мириам скоро вернется. До этого надо завершить разговор и уничтожить телефон.

– Вокруг Сакре-Кёр неплохие охотничьи угодья, – с одобрением произнес Маркус.

– Вот и Фрейя так говорит.

И снова между ними повисла тишина, становясь все тяжелее от недосказанного и невысказанного. О чем-то они и хотели бы сказать, но не знали как. В конце осталось всего пять слов, достаточно важных, чтобы произнести вслух.

– Я люблю тебя, Маркус Уитмор.

– И я люблю тебя, Фиби Тейлор, – ответил Маркус. – Какое решение ты бы ни приняла через девяносто дней, считая с сегодняшнего дня ты уже моя пара. Ты у меня под кожей, в крови, в мечтах. И не беспокойся. Ты станешь потрясающей вампиршей.

Фиби не сомневалась, что ее преображение пройдет успешно. Она станет бессмертной и могущественной. Плюсов в ее новой жизни окажется великое множество, а минусов – жалкая горстка. Но смогут ли они с Маркусом построить отношения, способные выдержать века, как у бабушки Маркуса с ее мужем Филиппом?

– Я буду думать о тебе, – пообещал Маркус. – Каждое мгновение. – И Маркус отключился.

Фиби держала телефон возле уха, пока мобильный оператор не разорвал вызов. Тогда она вылезла из ванны, взяла банку с ароматическими солями, разбила телефон, после чего открыла окно и как можно дальше зашвырнула уничтоженный мобильник. Ликвидация улик, указывающих на их с Маркусом отступление от традиций, было частью плана Маркуса. Эту часть Фиби решила выполнять неукоснительно, даже если Фрейя знала о запрещенных телефонах.

Разбитый телефон плюхнулся в пруд с рыбками. Фиби осталась довольна услышанным звуком.

Избавившись от компрометирующей улики, Фиби сняла платье и повесила в гардероб. Полосатый пластиковый мешок вновь оказался наверху, вне поля зрения. На кровати лежала простая шелковая ночная рубашка, приготовленная Франсуазой.

Надев рубашку, Фиби уселась на край кровати и замерла, решительно глядя в лицо своему будущему и ожидая, когда время ее найдет.

13 мая

Фиби встала на весы.

– Боже мой, какая же ты тощая! – заявила Фрейя; она сообщала показатели Мириам, а та заносила их в подобие медицинской карточки. – Пятьдесят два килограмма.

– Фиби, я же просила тебя набрать три килограмма, – напомнила Мириам. – Весы показывают, что ты набрала только два.

– Я старалась. – Фиби не понимала, с чего это она извиняется перед вампиршами, чья, с позволения сказать, диета состояла из сырой пищи и жидкостей. – Подумаешь, килограммом меньше. Какая разница?

– Разница в объеме крови, – ответила Мириам, пытаясь сохранять терпение. – Чем больше ты весишь, тем больше в тебе крови.

– А чем больше в тебе крови, тем большее ее количество тебе понадобится взять от Мириам, – продолжала Фрейя. – Мы хотим убедиться, что Мириам отдаст столько же, сколько заберет. Тем меньше риск отторжения при эквивалентном обмене человеческой крови на вампирскую. Мы хотим, чтобы ты получила как можно больше вампирской крови.

Эти расчеты продолжались не один месяц. Объем крови. Минутный объем сердца. Вес. Поступление кислорода. Не знай Фиби, к чему она готовится, то решила бы, что проходит обследование на предмет вхождения в сборную Англии по фехтованию, а не в семью де Клермон.

– Ты уверена, что выдержишь боль? – спросила Фрейя. – Мы можем дать тебе какое-нибудь болеутоляющее. Совсем не обязательно испытывать дискомфорт. Новое рождение вовсе не должно быть болезненным, как в прошлом.

Об этом тоже постоянно велись дискуссии. Фрейя и Мириам рассказывали леденящие душу истории о собственном превращении. Тело, наполняющееся кровью существа нечеловеческой природы, испытывало неимоверную боль. Вампирская кровь душила, подавляла все следы человеческой природы, пытаясь сделать из нового вампира совершенного хищника. Принимая кровь понемногу, новорожденный вампир мог безболезненно или почти безболезненно приспособиться к поступлению нового генетического материала. Но опыт показывал: тогда и у человеческого тела появлялось больше шансов отторгнуть кровь создателя, предпочтя смерть перерождению. Быстрое потребление вампирской крови давало противоположный результат. Это сопровождалось невыносимой болью, однако ослабленный человеческий организм не имел ни времени, ни ресурсов для контратаки.

– Боли я не боюсь. Давайте же наконец завершим все эти приготовления. – Тон Фиби указывал, что она надеялась положить конец надоевшим обсуждениям.

Фрейя и Мириам переглянулись.

– А как насчет местной анестезии в точке укуса? – спросила Мириам, вновь превращаясь в профессионального медика.

– Мириам, оставь, ради бога! – В те моменты, когда Фиби не ощущала себя потенциальной участницей олимпийской сборной, у нее складывалось убеждение, что она объект дотошного предоперационного консилиума. – Я не хочу никакой анестезии. Я хочу почувствовать укус. Почувствовать боль. Это ведь единственный процесс рождения, который у меня будет. Я не хочу ничего пропустить. – Здесь у Фиби было предельно ясное понимание. – Ни один акт творения еще не проходил безболезненно. Чудеса должны оставлять отметину, чтобы мы помнили, сколь они драгоценны.

– Что ж, прекрасно, – отрывисто, с напором произнесла Фрейя. – Двери заперты. Окна тоже. Франсуаза и Шарль дежурят у входа. Так, на всякий случай.

– Я по-прежнему считаю, что нам следовало провести это в Дании. – Даже сейчас Мириам продолжала анализировать процедуру. – В Париже слишком уж много бьющихся сердец.

– В это время года световой день в Лейре длится пятнадцать часов. Фиби не сможет быстро приспособиться к такому изобилию солнечного света, – возразила Фрейя.