Сила рода. Том 4 - Павел Вяч

— Во-первых, — Демид Иванович посмотрел на девушку, как на исполнившего глупость перваша. — Он не убежит. Он и Михаил — единственное, что держит Дубровского в нашем мире.

— Во-вторых, — подхватил Светозр, — он пытался взять вину Михаила на себя. Что-что, но Честь для Толстых не пустой звук.

— В-третьих, — вздохнул классный, — тот маг в туалет с гербовой нашивкой Толстых, это был двоюродный дядя Ивана. Игрок в карты похлеще, чем Толстой-старший. Он отдал свой пропуск в гимназию в обмен на закрытие карточного долга.

— Но, — Светозар осенил себя знаком Рода, — узнав о том, что произошло, написал подробное письмо-завещание и выбил себе мозги из пистоля.

— Если бы Михаила не забрали в острог, — добил побелевшую Ольгу Демид Иванович, — Иван бы уже сбежал из гимназии мстить за своего дядю. Он, конечно, игрок, то бишь, пропащий человек, но родная кровь.

— А ко мне вчера подходил Мирон из вольных, — смущенно добавил Тарас Иванович. — Спрашивал, что сделать, чтобы попасть в тюрьму к Михаилу.

— Началось, — вздохнул директор. — Всех интересующихся ко мне в кабинет. Беру вопрос под свой контроль.

— И всё же, — Светозар дождался пока директор закончит говорить и с прищуром взглянул на магиню. — Что за… нелюбовь к Толстому?

— Вас это не касается! — отрезала Ольга, вспыхнув, словно перезрелый томат.

— Предлагаю посадить Ольгу Ивановну под домашний арест, — нахмурился Демид Иванович.

Магиня бросила на директора испуганный взгляд, но тут же закусила губу и гордо вздернула нос.

— Один, два, три… — директор механически считал взмывающие вверх руки, но в мыслях он был далеко отсюда. В княжеской тюрьме для одаренных, куда сегодня должны были доставить Михаила.

Это было непростое решение, и только Древние знают, как тяжело оно ему далось.

Но по-другому было никак.

«Миш, продержись там ровно месяц, а уж потом-то я тебя вытащу!» — мысленно пообещал себе Яков Иванович, заканчивая подсчет голосов.

— Итак, единогласно. А теперь давайте обсудим ответные меры гимназии. Если у кого-то есть иллюзия, что организаторы беспорядков выйдут из воды сухими…

Директор криво усмехнулся, и присутствующие на заседание учителя отзеркалили его… нехорошую улыбку.

— Мы продемонстрируем этим несознательным… сударям, насколько сильно они ошибаются.

Чем Якову Ивановичу нравился лично подобранный им коллектив, так это тем, что за своих учеников его коллеги свернут шею любому.

Будь то дворянин, западник или даже сам князь.

Последние две недели пронеслись словно сон.

Как сейчас помню, как меня… приняли у стелы, и как Яков Иванович отбивался от представителей Сыскного приказа.

Помню, как мы пили с ним чай и его просьбу потерпеть.

Умом я понимал, что директор хочет разыграть карту Пылаева, но на душе было как-то тревожно. Брать на себя убийство Адена я не хотел.

В итоге договорились, что я просто буду молчать.

Яков Иванович говорил про месяц острога и обещал, что будет присматривать за мной даже там, но как-то не верилось.

Нет, наш директор — кремень и слова на ветер не бросает, но что-то мне подсказывало, что всё пойдет не по плану.

Ну а потом стало резко не до этого.

Учителя принялись нас гонять по-серьезному. Боевое сплачивание, полосы препятствий, групповые тренировки, турнирные таблицы дуэлей…

И если остальные гимназисты могли банально поспать и уделить время себе, то я держался исключительно на зельях.

За все две недели мне удалось поспать лишь дважды, и оба раза я оказывался на арене. Рив делала вид, что меня не замечает, и как бы я не пытался, подойти к ней не мог.

Дубровский же, если мне не показалось, стал выглядеть чуточку получше.

Три и пять. Именно столько раз я сумел его коснуться. Было дико больно, но я постарался разгрузить Рому по-максимуму.

В гимназии, конечно, оставался Толстой, но было как-то тревожно. Особенно, учитывая, как жёстко начали гонять гимназистов.

Будто готовились к чему-то… нехорошему.

Хоть было и тяжело, но я не жаловался. И искренне надеялся, что у директора получится потянуть время еще на пару недель.

Но не сложилось.

Меня выдернули прямо с середины тренировки, которую я про себя называл «Штурм Белого дома».

Одна группа гимназистов должна была захватить контроль над зданием, удивительно напоминавшим главный корпус гимназии, вторая же — выступала в роли защитников.

Мой отряд уже почти додавил сопротивление старшаков, как появившийся из тени физрук буквально вынес меня за пределы полигона.

— Пора, — мрачно бросил он и кивнул на парочку дюжих мужиков в черной униформе.

Я молча кивнул и без понуканий отправился к своему конвою.

Молча не потому что делал вид, что я крут, и плевать хотел на такую досадную мелочь, как тюрьма. А потому что было страшно.

Кажется, в тот момент я в полной мере ощутил, каково это, когда тебя везут в неизвестность.

Мрачные сопровождающие, один из которых шёл по пути Воина, а второй по пути Мага, серебряные наручники, которые разом отрезали доступ к Инвентарю — все это вызывало серьезную тревогу.

Хорошо хоть мои друзья не видели, как меня, словно преступника, вели по улочкам гимназии…

Потом была поездка на неприметном паромобиле, уездный городок, вспышка портала и… столица княжества.

В тот момент я позабыл про наручники и конвой, и с жадностью прильнул к окну.

Город потрясал.

Эдакая смесь мощенных улочек и каменных проспектов… Роскошных дворцов и колоритных кирпичных домиков. Карет, запряженных лошадьми и гражданские гравиплатформы.

Про паромобили и общий дух стимпанка вообще молчу.

От города так и веяло магией, научным прогрессом 19–20 века и… хрустом французской булки, что ли?

Все эти дворяне, не спеша прогуливающиеся по улочкам… Военные в строгих мундирах, чем-то похожие на гимназистские… Дамы, одетые в пышные платья…

В общем, город был настолько крут, что я влюбился в него с первого взгляда.

От него так и пахло историей, загадкой и приключениями. И даже мерзкая погода, знаменующая приближение зимы, не могла испортить моего впечатления.

— Выходи. — Воину надоело ждать, когда я оторвусь от окошка, и он легонько пихнул меня в плечо. — Приехали.

Эти два коротких слова мгновенно вернули меня в здесь и сейчас, и я, бросив прощальный взгляд на город моей мечты, вышел из машины.