Сожженные цветы - Яна Розова

Ира пожала плечами.

— Мне показалось… извините, что я вот так прямо рублю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы — добрый человек, вы в Бога верите, и еще есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это — как бы выразить? — нестяжательство, отрешенность… Вы видите во мне не наносное, а то, что я от всех прячу.

— Я не хотела лезть вам в душу.

— Ну вот… — расстроился Виталий, — что-то не то сказал!

Ира не стала его утешать — для будущей монахини душевные разговоры наедине с молодым мужчиной могут превратиться в испытание.

— Мне бы только не хотелось, чтобы вы плохо обо мне подумали… Ну, будто я пытаюсь, понимаете, к вам… пристать…

Виталий покраснел, ссутулился, отвел взгляд и стал совсем как ребенок.

— Я так не думаю, — сказала Ира. — Просто мне пора домой! Кстати, как вы себя чувствуете?

Она встала.

— Нормально. — Он тоже поднялся со своего места. — Я провожу вас?

— Нет, сидите дома. Лучше бы вам не выходить сегодня.

Они попрощались в темном коридоре, и Ира вышла на улицу.

Весна брала свое: еще прохладный воздух, напитанный ароматом влажной земли, обладал волшебным вкусом. Солнце наполняло собой мир, делая его больше, просторнее, радостнее.

«Как все в природе просто! — думалось Ире. — Вот пережили зиму, и слава богу! Теперь будем гнать и раскрывать почки, выводить птенчиков, рожать котят и щенят. Лишь бы нашлась еда и вода и не было заморозков и злых людей!»

Она приехала домой, переоделась в домашнее, достала свои книги. Надо поработать, пока светло.

Через несколько минут Ира поняла, что никакая работа на ум не идет. Хотелось поговорить, посмеяться, поделиться с кем-нибудь своей нехитрой историей.

Ира придвинула телефон и набрала городской номер Светы.

Она не пользовалась мобильной связью, потому что не видела в этом смысла. Однако сейчас пожалела об этом, потому что трубку взял Ванечка Фирсов, Светкин муж. Он был обладателем изумительно глубокого, выразительного сильного голоса, а также славился исключительной мерзотностью характера. Как милая и хорошая Светка Клюшкина попала в его лапы, Ира до сих пор понять не могла. Не могла же она польститься на его хорошенькое личико и папу-ректора! Светка не такая. Тем не менее реальность была такова: хочешь слышать подругу — поговори сначала с ее мужем.

Скороговоркой представившись, Ира попросила Свету. Ванечка понес трубку жене, по дороге прокомментировав звонок таким образом, чтобы Ира расслышала: «Твоя святоша звонит. С того света, наверное!»

— Привет, Ирка! Ты куда пропала?

У Светки тоже был очень красивый голос, только он вполне соответствовал красоте ее души и тела. Ира считала, что ее подруга — самая красивая женщина из всех, кого ей приходилось встречать в жизни.

— А ты? Ты куда пропала?

— Один — один!

Хрипловатый смех Светки разбудил память: их общее прошлое быстрой красочной змейкой проскользнуло в сознании Иры и снова где-то спряталось.

— Как ты? — спросила Ира. — Как Маришка? Она ведь в Лондоне?

— Маришка звонит раз в неделю. — Голос Светы потускнел. — Говорит, что скучает, хочет скорее приехать домой. Но каникулы будут только летом. Сейчас, на маленьких каникулах, поедет во Францию, в Диснейленд. А в общем, все нормально. Как ты?

— Я… Живу потихоньку, работаю… В школе всегда суета, сама понимаешь. На прошлой неделе была на кладбище у Виталия. Потом к маме поехала.

— Понятно… Сейчас, иду! — сказала Света в сторону.

Можно было не сомневаться, что Ване неприятен звонок нищей подруги жены, а Света слишком зависела от мужа, чтобы игнорировать его недовольство.

— Ты не можешь говорить?

— Да нет, все в порядке, — быстро ответила Света, но Ира уже знала, что разговор окончен. Она попрощалась, хлопнула трубкой по рычагу старенького аппарата.

Разговаривать и делиться событиями своей жизни расхотелось. День прошел за бездельем, тщательно замаскированным под ежесекундную занятость.

Вечером Ира снова подумала о Виталии. О своем новом знакомом Виталии. Как он там? Ведь он болен! А вдруг ему хуже?

Если бы речь шла не о Виталии с его стройной фигурой, иконописным лицом и милой улыбкой, а о какой-нибудь старушенции, Ира бросилась бы помогать не рассуждая. Ну и какая она после этого христианка? Не помочь человеку, только потому что он молодой и симпатичный, — это же сплошное ханжество! Надо быть выше.

Ира глянула на часы: половина седьмого.

Виталий распахнул дверь сразу после ее звонка, будто ждал в прихожей. Увидев Иру, широко открыл глаза и спросил:

— Вы что-то забыли?

— Я беспокоюсь за вас.

Она уже перестроилась на миссионерский лад, забыв о робости и смущении.

— Ой, — сказал он смущенно. — Да я ничего уже… Это утром… А сейчас…

— Вы впустите меня?

Виталий посторонился, и она вошла.

— У вас есть холодильник?

— Да, в кухне.

Ира прошла в кухню. Ее дизайн был лаконичным до убогости: стол у окна, двухконфорочная грязная плита, холодильник «Москва» — ровесник оттепели 60-х, оббитая эмалированная мойка, шкафчики в жирных пятнах. Все это на фоне крашенных голубой краской плинтусов.

В холодильнике пахло затхлостью. На полках лежали пакетики с китайской лапшой, дешевые консервированные овощи, незаменимая кабачковая икра. Виталий постился и экономил одновременно. На таком рационе, поняла Ира, выздороветь невозможно. Хорошо, что она это предусмотрела!

Ира поставила на стол хозяйственную сумку и выгрузила из нее пакет молока, десяток яиц, баночку сметаны и ингредиенты для задуманного ею постного борща.

— Я не буду это есть в пост! — возмутился Виталий.

— Вы больны, вам надо нормально питаться! У вас ведь туберкулез?

Она прищурилась в ожидании ответа, как стрелок, присматривающийся, попал ли он в цель. Виталий испуганно посмотрел на нее, понял, что разоблачен, и опустил голову.

— Чего вы стесняетесь? Я заразиться не боюсь.

— Я другого стесняюсь.

— Чего это?

— Сядьте хотя бы…

Ира села на табуретку у стола. Виталий опустился напротив.

— Ну?

— А как вас зовут?

— Я не говорила? Ира меня зовут.

— Ирина… Чудесное имя! Решительное и мягкое, как вы. Правда все хотите знать?

— Конечно!

— Я в тюрьме сидел, — произнес он с вызовом. — Испугались? Да, я — урка, самый настоящий. В тюрьме я заразился туберкулезом и там начал читать Библию.