Малышка и Карлссон - Анна Гурова

– А турфирму-то зачем?

– А чтобы не скучала. Сидит девушка дома целыми днями, скучает, всякие мысли появляются легкомысленные…

– Да это он так, обещал… – с оттенком легкой зависти заметила Лейка.

– Она сама отказалась. Этот спонсор, говорит, женатый был. В общем, не перспективный…

– Ты знаешь, сколько стоит сейчас в Питере снять квартиру? – перебила его Лейка, снова обращаясь к Кате. – А какая зарплата у кондуктора?

– Почему обязательно кондуктора… – неуверенно сказала Катя и задумалась.

Лейка тоже задумалась.

– Эй, никто не сдает комнату дешево? – вдруг громко спросила она.

Никто не отозвался – все были заняты своими разговорами.

– Ступай ко мне жить, – предложил вдруг длинный парень. – Почти бесплатно… не считая денег, ха-ха.

– Сережка, у тебя же отец недвижимостью занимается, – не сдавалась Лейка.

– Да ты что! – испугался Сережа. – У него только офисы от ста квадратных метров…

– Не надо, – уныло сказала Катя. – Я сама найду, по объявлению.

– Никого не слушай, все будет ништяк, – подбодрил ее Сережа. – Хватит тут сидеть как на похоронах. Мартини хочешь?

Остаток вечера запомнился Кате не очень хорошо. Болтали, пили и ели, ходили за добавкой; на обратном пути кто-то пытался нырнуть в канал Грибоедова, ныряльщика ловили за штаны, и всем было очень весело. Вернувшись, пытались устроить танцы, но большинство парней напились настолько, что с трудом стояли на ногах.

Потом снова сидели на полу и, кажется, играли в «мафию». Захмелевшая Лейка, зациклившись на квартирном вопросе, учила Катю жизни:

– Запомни раз и навсегда – если отец купит тебе квартиру, ни в коем случае! ни за что! не прописывай туда никаких мужиков! А то они так и норовят! Только об этом и думают! Думаешь, ты им нужна? Так только дуры наивные считают. Нет, деньги папочкины!

В какой-то момент прибежал Сережа и сообщил:

– Вспомнил! Есть у папаши один офис. Абсолютно неликвидный, хотя и центр, окна на Невский. Пол кривой, стены кривые, потолок течет, а чинить нельзя, потому что мансарда, и надо менять всю крышу. Дом хороший, из старого фонда… Все квартиры ушли, а эта уже полгода висит, отец на нее рукой махнул. Сложил там какое-то барахло… Ну, там и жить можно. Плита, холодильник… По-моему, даже компьютер старенький стоял… Я скажу отцу, что ты платить не можешь. Но хоть присмотришь. Может, он тебя зачислит – офис-менеджером. Чисто номинально. Для уверенности, чтобы не просто девушка с улицы. Хотя воровать там вообще-то нечего…

– …Какая хорошая девушка эта Лейка! – заплетающимся языком говорила Катя темноглазой.

Они стояли (темноглазая курила, а Катя просто стояла – за компанию) перед стеклянной дверью.

Полированные мраморные ступеньки были заплеваны и засыпаны окурками, но Сережа по этому поводу не высказывался, поскольку давно уже уснул в уголке прямо на полу. Несмотря на двенадцатый час, на улице было совсем светло. На бледно-голубом небе висела огромная яркая луна.

– Такое странное имя – Лейка…

– Вообще-то она Лейла, – уточнила темноглазая. – Но ее с первого класса Лейкой зовут. Все привыкли, и она тоже.

Темноглазая еще что-то говорила, но Катя ее перебила:

– Я говорю: хорошая она, ваша Лейка! Помогла мне найти жилье, абсолютно бескорыстно!

– Ха! – фыркнула темноглазая, качнулась, едва сохранив равновесие. – Бескорыстная! Будешь теперь сидеть сторожем на чердаке с дырявой крышей. А у Лейки, между прочим, своя квартира есть, трехкомнатная, – продолжала темноглазая с откровенной завистью. – Она там сейчас одна живет – родители уехали! Небось к себе тебя жить не пригласила…

Потом Катя обнаружила, что на улице (надо же!) – всё-таки стемнело!

Последнее воспоминание: всё, как в тумане, а из тумана голос толстого Сережи:

– …А «Кровавая Мэри» делается так…

Однажды пасмурным утром девушка по имени Трутти-Корзинка-со-сладостями подошла к подножию полого холма в окрестностях города Ювяскюля и увидела там здоровенного красноносого тролля, ковыряющего в зубах кочергой. Трутти-Корзинка-со-сладостями в смущении остановилась.

– Простите, – пробормотала она. – А разве здесь не эльфы живут?

– Жили, – проскрипел тролль и сплюнул под ноги железную стружку. – А теперь тут офис.

Катя открыла глаза и увидела над собой потолок. Потолок нависал как-то неестественно низко. Так близко, что можно было рассмотреть все трещины, черные пятна плесени, отслоившиеся чешуйки мела и серые комья паутины. Из широкой трещины вылез мохноногий паук и побежал по потолку. Катя следила за ним, как зачарованная.

«Надеюсь, он не упадет мне на лицо», – промелькнула мысль.

Паук оправдал надежды. Он добежал до стены, располагавшейся по отношению к потолку под необычным тупым углом, забрался в гущу роскошной паутины и затаился. У паука начался рабочий день.

«Где это я?» – подумала Катя.

Голова соображала плохо, да и болела к тому же.

Не дома, это точно. Всё незнакомое: косой потолок, три окна в ряд, посередине – балконная дверь; паркет совсем разбитый, какой-то серый; на одной стене следы недоделанного ремонта, на другой – обрывки древних обоев. Большая пустая комната неправильной формы. Из мебели только стул, на котором висит ее одежда, и тахта, на которой и лежит Катя.

Все окна раскрыты. Стекла в них – закопченные до полной непрозрачности. Снаружи – обычный уличный шум: автомобили, шаги и голоса. Громкое курлыканье голубей.

«Я в Питере, – напомнила она себе. – Но это что за гадюшник? И как я здесь оказалась? Кто меня сюда притащил? И, кстати – кто меня раздел?»

Нет, раздевалась она вроде сама. Имеется такое смутное воспоминание.

Ничего себе, приключеньице! Такого с ней прежде не бывало.

Очень хотелось пить.

Катя вылезла из постели, поглядела на часы – около десяти утра. Поглаживая ноющую голову, Катя накинула рубашку и побрела на кухню. Напилась прямо из крана, потом подошла к окну и выглянула наружу. Снаружи было что-то вроде здоровенного балкона, широкого, длинного, огороженного каменным барьером и заляпанного голубиным пометом. Сами голуби тоже имелись в изобилии.

Когда Катя перелезла через подоконник, ближайшие вспорхнули и отлетели подальше.

Катя подошла к перилам. Собственно, это был не балкон, а просторная забетонированная площадка, часть крыши, огороженная примерно метровой высоты барьером из толстых столбиков с перилами. Слева – глухая стена, справа – панорама ржавых крыш: трубы, антенны, слуховые окна… А внизу – отвесный обрыв улицы, вернее широкого сверкающего проспекта, по которому нескончаемой рекой текли машины и пешеходы. При виде этой картины у Кати даже на некоторое время голова перестала болеть.