Поединок сердец - Карен Хокинс

Как странно! Именно воспоминания об этих поцелуях мучили Кейтлин больше всего. Каждую ночь, стоило закрыть глаза, она мечтала о них — жарких, страстных, решительных и…

Нет. Все в прошлом. Кейтлин закрыла саквояж и поставила его рядом с сундучком.

— Вот и все! Я собралась.

Майкл кивнул на сундучок:

— Там у тебя тоже одежда?

Мэри нахмурилась:

— Неужели ты думал, что она может уложить все платья и амазонку в саквояж? А теперь помоги Кейтлин снести вещи в переднюю. Герцогиня выслала за ней собственную карету, и она будет здесь с минуты на минуту.

Роберт схватил саквояж и вышел из комнаты, бросив через плечо:

— Спорим, лошадки там что надо!

Уильям подхватил кожаный сундучок точно пушинку.

— Я тоже хочу видеть лошадей.

Ухмыляясь, Майкл легко вскочил с кресла и направился вслед за братьями.

— Кейтлин, сказать маме, что ты уже спускаешься?

— Да, пожалуйста. Я только хочу посмотреть, не забыла ли чего.

— Очень хорошо.

Подмигнув, он вышел. Мэри задержалась в дверях:

— Ты ведь будешь писать, правда?

— Каждые три дня.

Мэри вздохнула:

— Думаю, этого хватит. Но как бы мне хотелось поехать с тобой!

Бросив на сестру грустный взгляд, Мэри вышла.

Кейтлин взяла свою выцветшую шерстяную ротонду и толстый шарф. Она решила надеть их вместе с теплыми ботинками. Через два дня она будет в замке Баллох. Не доезжая немного до замка, сделает остановку и переоденется — и ротонда, и туфли найдутся помоднее, хотя не такие теплые.

Она в последний раз оглядела комнату. Затем, убедившись, что ничего не забыла, Кейтлин вышла, тихо затворив за собой дверь.

Ох, деточки, никогда не верьте мужчине, который говорит, что умеет хранить тайну.

Старая Нора из Лох-Ломонда однажды холодным вечером трем своим внучкам

Тремя днями позже Кейтлин отодвинула кожаную занавеску, прикрывающую окно кареты. Ледяной ветер немедленно ворвался внутрь, и она поежилась, плотнее закутываясь в тяжелую шерстяную ротонду. Подоткнула толстые шерстяные одеяла, которые прикрывали ноги. Спасибо этим одеялам и грелке в ногах; мерзли лишь щеки да нос.

Ей еще ни разу не приходилось путешествовать с такой роскошью, однако поездка получилась на редкость долгой и утомительной. Недостаток скорости — вот расплата за удобства кареты.

Кому-то роскошь кареты с лихвой возместила бы потерю целого дня в пути, но Кейтлин мысленно подгоняла лошадей, плетущихся по ухабистой, изрезанной колеями дороге. Казалось, карета останавливалась возле каждой гостиницы на пути. Что еще оставалось делать, кроме как наслаждаться теплым лимонадом, хрустящим хлебом с сыром! И слуги так угодливо суетились, наполняя ножные грелки горячими углями. Однако она ужасно устала сидеть без движения. Скорее бы приехать, в самом деле!

Кейтлин повернулась к своей спутнице, горничной, которую прислала герцогиня, чтобы помогать ей и служить компаньонкой.

— Мьюрин, сколько еще до замка Баллох?

Мьюрин, худая, сухопарая молодая женщина, облаченная в традиционное черное форменное платье горничной и теплую накидку, открыла глаза и сонно заморгала, глядя в окно:

— Почти приехали, мисс. Еще час, ну от силы два.

— О, надеюсь. — Кейтлин принялась растирать ноги. — Я устала сидеть.

— Устали, что ж, но подумайте, как хорошо, что вы задержались! А то бы уже приехали в замок, невыспавшаяся, голодная, как волк, и замерзшая, как сосулька.

Кейтлин вымученно улыбнулась:

— Конечно, вы правы. Просто мне неспокойно.

Мьюрин устроилась поудобнее в своем углу.

— Тогда поспите малость, мисс. Вам станет лучше, когда мы доберемся до места.

Она закрыла глаза и вскоре захрапела.

Увещевания служанки не помогли. Кейтлин по-прежнему было тревожно, и она с тоской всматривалась в пейзаж за окном. Дорога уже повернула прямо на север, и воздух становился холоднее с каждой минутой. Местность была дикой и прекрасной. Кейтлин поежилась и даже пожалела, что на последнем постоялом дворе переоделась в нарядный плащ и открытые туфли, предвкушая прибытие в замок.

Через час дорога пошла круто в гору, огибая зеленовато-бурые холмы, за которыми внезапно открылись берега чудесного озера, схваченного по краям, словно льдом, серебристо-серыми валунами. Вода отливала глубокой глянцевой синевой, а скалистые холмы разукрасил цветущий вереск. Над озером, в обрамлении двух невысоких бугров, вставала древняя гора, заснеженная вершина которой бросала длинное отражение на его неподвижные воды.

Кейтлин улыбнулась, чувствуя, как тревога в душе сменяется глубоким умиротворением. Это чувство показалось ей странным, словно она возвращалась домой. Хотя чему удивляться? Ее бабушка жила неподалеку отсюда, за полдня можно доехать. Ребенком Кейтлин часто бродила по холмам, похожим на эти, и вместе с Трионой сочиняла истории о легендарной семье Маклейнов.

Бабушка питала странную любовь к Маклейнам, отчасти из-за того, что их замок можно было видеть прямо из окон ее дома. Кроме того, всеобщее любопытство вызывало проклятие семьи Маклейнов. Кейтлин тоже было любопытно — то есть было любопытно раньше, сердито одернула она себя. Пора забыть старые глупости; она больше не увидит распутного и нечестивого Александра Мак-лейна, что, несомненно, к лучшему.

Мьюрин заерзала и потянулась, подавшись вперед, чтобы спрятать зевок, и выглянула в окно поверх плеча Кейтлин.

— Ах, да мы почти приехали.

— Отлично. Я никогда не бывала в настоящем замке.

— Ну, по правде, так это не настоящий замок. Ее светлость говорит, что это «помещичий дом в форме замка», то есть дом обложили камнем и все такое, чтобы выглядел как замок. — Горничная покачала головой. — Что еще выдумают эти господа?

Кейтлин указала на встающие вдали горы:

— Моя бабушка живет неподалеку, на другом конце долины напротив замка Маклейн. Она лечит больных в деревне внизу.

Лицо Мьюрин вдруг просияло, и она схватила руку Кейтлин.

— Только не говорите, мисс, что ваша бабушка — почтенная Нора!

— Да, это она.

Мьюрин всплеснула руками.

— Ваша бабушка спасла жизнь моей сестре, когда с ней приключилась лихорадка! Мы уж думали, она помрет. Но пришла достопочтенная Нора и заставила ее выпить какой-то ужасный отвар. — Горничная шмыгнула носом. — Сестра говорила, что на вкус он был точно хуже смерти, но вернул ее к жизни, и с тех пор она и дня не болела.