«Сон Водолея… наивная история» - Александр Александрович Куриленко

это, сами понимаете, дорогого стоит. Попробуйте, друг мой, поискать нынче такие трепетные отношения в народе и вам всё станет понятно.

Тем временем на другом, луговом берегу, стоял гомон, летали мячи, парашютики бадминтона, отдыхали велосипеды, накрытые штанами и футболками, а кое-где мотоциклы, и иногда даже с коляской.

На обрыве, прямо над кувшинками, что притаились от жары в тени берега, шло карточное сражение в «козла», где пролетарская трефовая шестёрка в революционном задоре выслеживала и ловила заносчивую, глупую буржуйскую трефовую даму, местонахождение которой приговорённые обладатели тщательно скрывали, передавая её друг другу накануне очередного раунда игры, всячески пытаясь запутать соперника.

Сражение шло трое на трое. Зрители обступали играющих плотным кольцом, потому, что финал имел сумасшедшую интригу. Проигравших брали за руки и за ноги, раскачивали и на счёт «три» бросали с обрыва в воду, прямо в кувшинки!

Посмотреть на это зрелище собирался весь пляж. Народная память надолго сохранит для потомков имена этих легендарных людей, многие из которых слыли не только отчаянными местными хулиганами и любителями Пашиного заведения, но были они замечательными спортсменами, гордостью родного города, да и просто хорошими пацанами! Какие имена: братья Чирки, Цмык, Брижи, Тато… Музыка!

А между этими двумя берегами неторопливо несла свои тёплые хрустальные воды ласковая река, посередине которой лежала на боку старая будка автолавки с выбитыми окнами и дверью, на которой сидели, сами понимаете кто.

Они мнили себя «ихтиандрами» и, цепляясь трусами, бесстрашно протискивались в узкие окна на глубине, ставя бесконечные рекорды друг перед другом и часами не вылезая из воды. В конце концов, с посиневшими губами, стучащими зубами, покрытые «гусиной кожей», мальчишки выползали на песок у подножия трёх вековых красавиц и, как ящерицы, зарывались в горячий песок, с блаженством подгребая его на себя. Песок был чистый и почти белый на солнце. Чаще всего в нём попадались высохшие сосновые шишки и иголки, но иногда кусочки кварца или даже мрамора и загадочные «чёртовы пальцы» – следы ударов молнии в песчаный берег во время грозы.

Дождаться эту шпану дома было невозможно. К вечеру они перебирались от леса поближе к городу, на Крутые или на Островок, к торчащим из воды чёрным палям, чудом сохранившимся от старого моста, построенного лет триста тому назад, и который уже лет сто, как перестал быть мостом. Там, среди ивняка, на изумрудной траве со следами пребывания гусей, которые и ночевали здесь же неподалёку, они разводили костёр, жарили на ивовых прутьях рыбу или сало, пекли картошку, рассказывали страшилки, небылицы и курили копеечный «Памир». Выросшие среди этой тёплой зелени и воды, как в колыбели, они беззаботно наслаждались детской свободой летом и даже не допускали мысли о том, что всё это когда-нибудь кончится.

Наконец, уставшие от самих себя, они приплетались домой, мыли ноги, ужинали, чтобы через какой-то час раствориться среди акаций вечернего парка, куда начинала подтягиваться молодёжь со всего города. Музыканты на танцплощадке не спеша настраивали свои инструменты, а хромой страж и хозяин дядька Панас уже вышел в свой ночной дозор, на патрулирование очага культуры и отдыха.

Но вот нестройное бормотание труб, альтов и баритонов смолкло, тромбон ещё раз протяжно посмеялся над витиеватой руладой кларнета и уже через минуту под кронами лип и тополей плыл первый вальс, обласканный и окрылённый медью духового оркестра, а оживившаяся пёстрая толпа платьев и рубашек повалила в огромный ярко освещённый круг с лавочками по периметру.

Зажат в руке драгоценный билет за 30 копеек – стоимость ста граммов «червивки» или двух буханок чёрного хлеба… Смешная цена, друзья мои, за возможное счастье, не правда ли!?

Минуя здание вокзала, Юрий вышел на задний двор, рядом с которым проходил большак, ведущий в город. Дорога эта была одновременно и центральной улицей станционного посёлка.

За прошедшие годы дома покрылись железом, а их стены, во многих дворах, были обложены белым кирпичом. Проезжая часть приобрела асфальт, по которому, однако же, как и в прежние времена, бродили куры, а в ручье у криницы деловито суетился утиный табор. На окнах, за сетчатыми палисадниками, висели всё те же белые кружевные занавески, и цветы в горшках всё так же, с деревенской застенчивостью и любопытством, смотрели на проходившую мимо жизнь.

Апранин легко и неторопливо шёл, с детским интересом разглядывая эти бесхитростные сюжеты, будто бы сошедшие с картин Куинджи, но только в современной интерпретации, с проводами и антеннами.

Станция осталась позади, и было слышно, как отходит поезд. Уже через минуту за домами проплыли синие вагоны, весело набирая скорость, и Юрий увидел свой шестой вагон. Он попытался даже отыскать окно купе, в котором ехал, но не успел – поезд пошёл быстрее.

Вспомнилась прошедшая ночь, размеренный стук колёс, блики, проплывающие по стенам и огоньки за окном. Внезапно перед глазами предстало лицо той спящей девушки, бледное и прекрасное, её полузакрытые глаза и разбросанные по подушке волосы. Её появление в ночном поезде было так необъяснимо, а ещё более загадочное, почти мистическое исчезновение утром так неожиданно, что невольно возникал вопрос, а было ли всё это на самом деле?..

Тепловоз выпустил в небо столб чёрного дыма, звучно, как теплоход, уходящий в океан, прощаясь, прогудел и мимо пролетел последний вагон. Вдруг в окне тамбура мелькнуло то самое лицо, которое он теперь смог бы узнать из тысячи. Ему даже показалось, что девушка что-то говорила, глядя в его сторону, и улыбалась. Невероятно, но он даже различил цвет глаз, которых ночью не видел. Что-то тревожно оборвалось в его груди и похолодело. Снова мысль о том, что он уже где-то видел эту сероглазую, и не просто видел, а давно знает, застучала в висках. Но где и откуда, он вспомнить не мог.

Поезд скрылся за лесом и всё стихло. Апранин, медленно и отрешённо брёл по пыльной обочине, глядя себе под ноги, что-то силясь вспомнить и не замечая, что посёлок уже кончился. Из низин потянуло прохладой, а впереди, на темнеющем синем куполе небесного свода, проклюнулись первые звёзды.

Да… Ну, как бы там ни было, всё-таки здорово, что он вернулся на свою малую родину, вернулся в близкие сердцу места, где вырос. Юрий поднял голову и, отмахнувшись от мистики, зашагал веселее. Вокруг было лето, воспоминания вновь овладели его сердцем и разумом, и он окунулся в них безоглядно.

Мост

Снова лето и строится мост. Это была целая эпопея!

Старый-то мост был бревенчатый, на низких почерневших от времени и постоянной сырости деревянных сваях. Соединял он два