Забытая благодарность - Кристина Александровна Борис

лично распустил и расчесал волосы жены, нежно поцеловав её в шею.

В дверь постучали. Не услышав одобрения, воины Аполлония распахнули дверь и вошли в дом:

– Наш господин призвал нас узнать о решении женщины, – ответил один из воинов, что стоял впереди.

– Я согласна, – чётко ответила Урсула. Воин оценивающе взглянул на неё снизу вверх.

– Тогда мы проведём вас к нашему господину.

Шатёр внутри был украшен множеством подушек и зажжённых свечей. На спешно сколоченной кровати лежал поднос с фруктами и кувшином с вином. Аполлоний, сменивший походное облачение на лёгкую одежду, лежал и делал заметки в походном дневнике.

Увидев Урсулу, мужчина быстро вскочил с кровати, и, улыбнувшись, направился к пришедшей гостье:

– Я рад, что ты сделала правильный выбор, – радостно произнёс мужчина. Он нежно схватил руку женщины и поцеловал её.

– Надеюсь вам понравилось наше гостеприимство?

– Да, весьма благодарен, – Аполлоний сделал знак рукой, из-за чего воины, находящиеся внутри шатра, удалились наружу. – Ну чего же ты стоишь? Подойди же ко мне! Не бойся.

После этих слов мужчина схватил Урсулу за талию и, притянув к себе, жадно поцеловал. Его руки медленно ласкали женское тело, словно ненавязчиво прощупывали, что может скрываться под тканью белья.

Урсула задрожала от подступающего отвращения, но всё же, пересилив себя, нежно приложила свои руки к груди полководца:

– Твои уста радуют меня! Ты стала ещё прекрасней в свете свечей, – после этих слов мужчина быстро развязал узел от белья, и тонкая струящаяся ткань скользнула вниз, оставив Урсулу без облачения.

Аполлоний жадно покрывал шею и грудь женщины многочисленными поцелуями. Каждый след от прикосновения губ был для Урсулы подобием удара плетью. В отчаянии женщина застонала, однако полководец принял это за стон наслаждения. Возбуждённый своими мыслями, Аполлоний жадно впился губами в левый сосок, слегка подразнивая его языком.

Урсула чувствовала, как сильно мужчина её желал, чувствуя бедром его набухшую плоть. Аполлоний прервал свои действия и, опустив женщину на колени, начал развязывать узлы на своих льняных брюках: «Я познал прелесть твоих губ. Теперь я хочу насладиться их лаской сполна…»

Неожиданный поворот судьбы

Агапион не мог заснуть, ожидая Урсулу. Мысль о том, что сейчас переживает его жена, не давала покоя. Когда женщина пришла домой в сопровождении охраны, муж спешно, как мог, набрал ещё тёплую воду для мытья, как заранее договаривались с супругой.

Урсула зашла тихо, будто боялась разбудить всех жителей поселения. Женщина лишь кратко попросила мужа ни о чём не беспокоиться и не спрашивать и, передав ему мешочек с монетами и золотой браслет, украшенный драгоценными камнями, пошла умываться.

Когда Урсула легла в постель, её муж уже лежал рядом:

– Он тебя не обижал? – робко спросил Агапион.

– Нет, – ответила Урсула после секундного молчания. Она до сих пор чувствовала на себе прикосновения Аполлония, горячее семя, стекающее по бёдрам. Ей казалось, что всё шло мучительно медленно и, придя в свой дом, она наконец-то обрела покой.

Утром следующего дня супруги обнаружили в своём дворе дары от местных жителей, в благодарность за то, что их жизни и чести теперь ничто не угрожало.

Ещё несколько дней войско Аполлония пользовалось гостеприимством деревни, однако Урсулу больше не призывали, что, конечно же, не могло не радовать несчастную.

От пережитых эмоций женщина слегла с простудой, но быстро выздоровела после того, как полководец повёл свою армию в сторону столицы.

Люди шептались, что Аполлоний выглядит встревоженным и задумчивым, будто что-то его тревожило. В сердцах народ надеялся, что до полководца дошли вести о неприступности столицы, ведь мужчина все эти дни больше не выходил из шатра, однако судьба решила сыграть другую шутку.

До столицы армия Аполлония так и не дошла. Болезнь, что охватила солдат, постепенно проникала в кровь полководца. Мужчина чувствовал себя неважно, после приезда в деревню, потому он все эти дни находился в шатре.

Лекари, которых он собрал с собой из своей страны, настаивали пролежать ещё дольше и отложить наступление на столицу до того времени, пока Аполлоний окончательно бы не окреп. Однако амбициозные планы полководца были настолько велики, что никакие увещевания лекарей не заставили мужчину изменить своего решения.

Почувствовав себя немного лучше, Аполлоний повёл войско в сторону столицы. Увы, но томительная дорога дала свои плоды. Болезнь, до конца не вышедшая из тела мужчины, пустила свои корни и продолжала отравлять уставшее от походов тело.

Через неделю Аполлоний свалился с коня из-за жара, а уже через несколько дней после питься всевозможных трав и лихорадки, юный полководец скончался. Армии ничего не оставалось делать, как возвращаться домой, чтобы встать на нужную сторону среди братьев Аполлония, желающих занять его место.

Король Патриций, неожиданно победивший в этой войне, быстро вернул себе прежние территории и, чтобы предотвратить дальнейшие нападения, спешно поздравил нового правителя, младшего брата Аполлония, и выдал за него свою дочь. С тех событий прошло несколько лет.

Свой унизительный побег Патриций никак не хотел вспоминать, и потому он делал всё, чтобы всячески его забыть. Те солдаты, которые бежали за ним в столицу, получили маленькое жалование и ссылку на работы в самые удалённые участки страны. Так, невольные свидетели слабости короля были устранены из людных мест.

Людей, кто в тавернах или рынках любил вдаваться в воспоминания о том злополучном моменте, арестовывали и лишали имущества. Местные вестники и проповедники, по приказу короля, распространяли речи о низости и трусости тех людей, кто поддался страху и не верил в короля.

Увы, люди, пребывающие в экстазе от недавней свободы, быстро приняли эти слова в сердце. Теперь начинался народный суд. Люди, успевшие послужить Аполлонию или его войску, всячески преследовались и подвергались всеобщим унижениям. Они становились изгоями.

Забытая благодарность

Не избежала этой участи и деревня, в которой проживали Урсула и Агапион. Казалось, что жизнь возвращается в этот небольшой клочок земли: сыновья вернулись из лесов, черные ленты стали постепенно исчезать из домов, поля были богаты урожаем, а весть о дальнейшем перемирии вообще должна была стереть все ужасы прожитых дней.

Однако народ помнил. Каждую проповедь люди слышали хулу о тех людях, что подчинились Аполлонию. Каждый понимал, что виноват по этой проповеди, однако признать подобного унижения не хватало сил. Каждый оправдывал себя как мог, и потому часто можно было слышать подобные речи на совместных работах:

– Мои мальчики были неизвестно где. Мне надо было их ждать! Я только дала им чистого белья. Что здесь такого? Любой бродяга мог бы ко мне подойти, я бы сделала то же самое!