Поцелуй меня крепче - Надежда Черкасова

«Вот зараза, – подумала Мила. – Старая-старая, а заметила. Они меня что же – за сумасшедшую, что ли, принимают? Обращаются со мной, словно с безмозглой куклой», – злилась Мила, однако чувствовала, что не только на какие-то действия, а даже на то, чтобы слово вымолвить, у нее пока сил никаких. Теперь главное – снова не потерять сознание. А впрочем, почему бы и не потерять? Ей теперь все одно: тело ватное, мозги и мысли такие же. Да, она кукла. Только голодная кукла. Ей бы поесть немного и поспать, а там – будет видно. Может, проснется уже в своей кровати и даже не вспомнит этот дурацкий сон.

Алексей опасливо присел на стоящий рядом с кроватью табурет, внимательно наблюдая за вверенной ему подопечной.

«Старушенция-то его сильно напугала, – злорадствовала Мила. – Вот тебе и русский богатырь Алеша Попович! Смотрит на меня, как будто боится, что я сейчас на него кинусь. Трус несчастный! Да корми же меня уже быстрее, ведь с голоду же помру! Потом оба будете рыдать над моим бездыханным телом».

– Ну вот, пожалуй, и начнем, – решился наконец Алексей, и голос его звучал тихо и ласково. Так, наверное, разговаривают с больными детьми. Или с умалишенными. – Сначала попьем молока. – И он поднес чашку с молоком к губам Милы, которая послушно, как маленький ребенок, конечно, а не как сумасшедшая, сделала глоток. – Умница, – похвалил Алексей и поднес к ее губам кусок пирога. – Теперь попробуем вкусный пирог, вот так, – приговаривал он мягким густым баритоном, который завораживал Милу, и она чувствовала, что не может сопротивляться. – А теперь еще глоток молока и еще кусочек пирога.

Мила послушно ела пирог и пила молоко, не спуская глаз с поразившего ее воображение странного и загадочного незнакомца с умным усталым взглядом, в синеве которого купалась ее измученная сомнениями и неопределенностью душа. Было так вкусно, что она уплетала пирог, как говорится, за обе щеки. Чувство голода притупило все другие ощущения. Она ела и получала от еды сказочное удовольствие. Какое счастье, что постоянные голодовки не привели ее к анорексии, когда организм сам, без воли и желания хозяина, отвергает любую еду. Какое счастье, что она наслаждается простым яблочным пирогом!

Да, простой-то он простой, вот только никогда прежде она не ела более вкусного. Может, потому, что рядом находится этот загадочный, такой огромный, заботливый и надежный Алеша, с которым ей хорошо и спокойно. Какой прекрасный вкусный сон: не надо считать калории и можно сколько угодно без всякого стеснения разглядывать этого роскошного мужчину! Их, настоящих-то, на свете осталось не так уж и много. А может, вообще только он один и сохранился.

Чувство сытости немедленно повлекло за собой сонливость, Мила ей только обрадовалась: нет смысла напрягать силы, которых совсем не осталось, и анализировать происходящее. Куда лучше смириться и плыть по течению, не сопротивляясь и не ропща. Она – щепка в бурном потоке, лишь лучинка и ничего более. А потому подчиняется любой воле Всевышнего.

Мила прилегла на кровать. Она, словно благодать, принимала истому, окутавшую ее, и, умиротворенная, погрузилась в глубокий омут то ли беспамятства, то ли сновидения. Бедный мозг не справлялся с неизвестностью, поэтому в целях самосохранения вынужден на какое-то время заблокироваться от разрушительных внешних воздействий.

И снова перед Милой распахнулся таинственный мир грез. Она видела себя плывущей по тихим и спокойным, сверкающим под яркими лучами солнца морским водам и наслаждалась бескрайними просторами и полной свободой. Вокруг плавали золотые рыбки, она пыталась поймать хоть одну, но шустрые обитательницы глубин не давались в руки, дразня обманчивой доступностью.

Внезапно огромная черная туча заслонила солнце. Вокруг потемнело. Зеркальная гладь вод заколыхалась, вздымая громадины волн и пытаясь увлечь бедную девушку в зловещие бездны морской пучины. Мила беспомощно барахталась в бушующем водовороте взбесившейся стихии, тщетно пытаясь остаться на плаву и судорожно ловя открытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Но воздуха катастрофически не хватало, а рот и горло заполнял густой горячий пар…

Мила в ужасе открыла глаза и поняла, что задыхается. Она было вскочила, но ее мягко уложили снова, и Мила вдруг ощутила на груди и на лбу прохладу, которая принесла облегчение.

– Терпи, миленькая, терпи, сейчас привыкнешь, – услышала она ласковый голос старушки. – Я тебе на грудь веничек прохладный положила, замоченный в травках, а на голову – холодное полотенчико, тоже в травках смоченное. Это чтобы ты быстрее к лечебному пару привыкла. Это так надо, голуба моя, терпи. Я тебя уже помыла, пока ты спала. А теперь лежи смирненько, лечить буду.

Дышать горячим паром уже терпимо, даже приятно. Он окутывает бренное тело, проникает внутрь, согревая и успокаивая. Натянутые, как струны, мышцы постепенно расслабляются, неся покой и отдохновение.

Оглядевшись, Мила осознает, что находится в бане, на верхней полке парилки. В раскаленном воздухе царствует тонкий аромат лекарственных трав. Мила лежит на толстом слое запаренного душистого сена и каждой клеточкой измученного нездоровьем тела впитывает терпкое благоухание богатого лугового разнотравья.

Тем временем бойкая старушка снова окатывает камни травяным душистым настоем. Раздается грозное шипение, выпущенный на свободу пар горячими волнами разносится по всем уголкам парилки. Мила даже не шелохнется. Она лишь приоткрывает рот и ловит эти всплески, приносящие не только жгучее тепло, но и покой, духовное и физическое очищение.

Пока расходится пар, старушка тихим голосом читает молитвы, прикасаясь к ногам Милы, рукам, шее, лбу, животу.

– Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… – бормочет вполголоса старушка, и у Милы на глаза наворачиваются слезы.

«Господи, красиво-то как! – думает она растерянно. – Ну почему я не знаю ни одной молитвы, ведь крещеная же!» Мысли путаются: где она, может, уже в раю? И тело, и душа наконец получили требуемую целительную помощь.

А старушка все читает, читает, легонько касаясь ее тела. Мила лежит с закрытыми глазами, и слезы ручьями стекают по мокрым от пара щекам.

– Пресвятая Богородица, спаси нас! Спаси от бед рабы Твоя, Богородице, яко вси по Бозе к Тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству. Призри благосердием, всепетая Богородице, на лютое телесе рабы Людмилы озлобление и исцели души ея болезни…

Старушка продолжает читать, но теперь постегивает Милу запаренным березовым веником и щедро поливает из ведра травяным целебным настоем.

– Ой вы, ветры предбанные, духи, слуги банные. Погасите лихоман-огонь с тела белого, крещеного рабы Людмилы…

Мила теряет счет времени. Кажется, что она лежит в этой баньке бесконечно долго. Но это не пугает, так как она чувствует, как душа и тело освобождаются от всякой скверны, исцеляются и наполняются новой силой и безмятежным спокойствием.