Князь Святослав. "Иду на вы!" - Виктор Поротников

– Распалось на уделы Моравское княжество, вот чем! – ворчливо отозвался седовласый и морщинистый боярин Ивор. – Угры разорили моравские земли, а немцы навязали моравам латинскую веру. Раньше-то моравы платили дань токмо князю своему, ныне же моравы несут подати немецким баронам и латинским епископам.

– Помните, что у чехов творилось? – проговорил боярин Гробой, отец Предславы. – Чешский князь Вацлав принял латинскую веру и пустил в свое княжество латинских священников, так те начали грабить народ без всякой милости. Чехи восстали, убили Вацлава, прогнали всех латинян. Тогда германский король Генрих вступил в Чехию со всей своей силою и принудил брата Вацлава Болеслава вернуть латинских священников обратно. После войны с немцами чешские земли так обезлюдели, что там и пахать-то было некому.

– Вот вам и милосердие! – ядовито усмехнулся длиннобородый Ивор. – Христианских священников послушать, так они токмо о милосердии и талдычат. На деле же, где бы христиане ни появились, там льется кровь и люди мрут!

– Ныне немцы полякам покоя не дают, хотят и им церковную десятину навязать, – вступил в разговор боярин Сфирн. – Однако польский князь Мешко дает немцам достойный отпор.

– Немцы истребляют полабских славян, как диких зверей, – опять заговорил боярин Каницар. – Князья германские хотят все земли между Лабой и Одрой к рукам прибрать, а их священники говорят, что это богоугодное дело. Вот и получается, что бог христиан может оправдать любую алчность и жестокость. Жить по дедовским обычаям, это разве преступление?

Все сидевшие за столом посмотрели на Калокира, поскольку вопрос предназначался явно ему. Калокир промолчал, набивая рот жареной олениной.

– Для христиан наша вера – это преступление, – жестко подытожил боярин Ивор. – Вот и киевлян монахи-латиняне хотели на свой лад переделать, но Святослав их мигом урезонил. Указал им дорогу в рай. И поделом!

Среди бояр пронесся короткий смешок.

– Как поживает василевс Никифор? Все ли ладно в Царьграде? – обратилась к послу Предслава, явно желая переменить суть разговора.

У княгини был приятный мягкий голос.

Калокир чуть замешкался с ответом, стараясь побыстрее прожевать кусок мяса. В возникшей паузе прозвучал голос боярина Гробоя, который тоже обратился к греку с вопросом:

– Правда ли, что прежний василевс Роман умер не своей смертью, а был отравлен супругой?

Калокир чуть не подавился мясом. Он никак не ожидал от киевских бояр такой осведомленности. Пусть в Константинополе об этом шепчутся на каждом углу, но как этот слух докатился до далекого Киева?!

– По-моему, тут все яснее ясного, – промолвил Каницар. – Вдова Романа и полгода траур по умершему мужу не проносила, живенько вышла замуж за Никифора. Это о многом говорит!

– Ни о чем это не говорит, бояре! – громко произнес Калокир. – Василевс Роман был слабого здоровья. Он сильно простудился на охоте, отчего и умер. Василисса Феофано не причастна к смерти супруга. Замуж за Никифора Феофано вышла, подчиняясь воле синклита и патриарха. Вот так!

Калокир поднял чашу с вином, собираясь произнести здравицу в честь княгини Предславы. В этот момент прозвучал едкий скрипучий голосок старика Ивора:

– Правда ли, друже Калокир, что василисса Феофано красоты невиданной?

– Истинная правда, – горделиво проговорил посол.

– А правду ли молвят, что у Феофано отец с матерью низкорожденные? – опять проскрипел голос боярина Ивора. – Будто бы отец Феофано был содержателем харчевни, так ли?

– Это гнусная ложь! – раздраженно ответил Калокир. – Откуда вы понабрались таких слухов, бояре?

– Люди на торгу молвят о том да о сем, а мы слушаем, – с загадочной полуулыбкой промолвил Гробой. – У нас на торжище купцы со всего света толпятся, приезжают и царьградские гости.

– Не всем слухам нужно верить, бояре, – назидательно проговорил Калокир и опять поднял чашу с вином. – Давайте лучше выпьем за здравие прекрасной княгини Предславы! Пусть ее внешняя прелесть не отцветает в любую пору ее жизни!

Предслава зарделась от удовольствия после сказанного Калокиром. Бояре одобрительно загалдели и дружно подняли свои кубки, поддерживая здравицу греческого посла. Было видно, что боярин Гробой для них человек не просто уважаемый, но особо почитаемый за какие-то прошлые заслуги. Дочь Гробоя пользовалась не показным уважением у думных старцев явно не из-за своей красоты, но за какие-то личные качества. Проницательный Калокир сразу почувствовал это.

* * *

Терем княгини Ольги в Вышгороде произвел на Калокира более радостное впечатление по сравнению с хоромами Улеба и княгини Предславы. Это было большое двухъярусное здание с высоким крыльцом и двускатной тесовой крышей. Нижний этаж терема был сложен из дубовых бревен, верхний ярус – из сосновых. Все двери в тереме были двустворчатые, так было принято у ромеев. По-видимому, Ольга перенесла это нововведение на Русь после своей поездки в Константинополь. Там же Ольга насмотрелась на образцы разноцветного стекла, вставляемого ромеями в окна. В вышгородском тереме Ольги многие окна были забраны свинцовыми рамами, в ромбовидных ячейках которых переливались на солнце стеклянные пластинки: голубые, розовые, желтые, зеленые…

Некоторые окна были забраны деревянными рамами, изготовленными местными мастерами. Ячейки для стекол в этих окнах были заметно крупнее и имели форму квадрата. Деревянные оконные рамы могли распахиваться, подобно дверцам небольших шкафчиков, это было очень удобно в жаркую летнюю пору. Свинцовые рамы открываться не могли, так как закреплялись в окне намертво.

Беседа княгини Ольги и Калокира происходила в светлице, обращенной окнами на тенистый сад. Из сада через распахнутое окно доносился щебет птиц; шелестела листва яблонь, кленов и лип под дыханием южного ветра. Ольга и Калокир сидели на стульях напротив друг друга.

Калокир пребывал под сильнейшим впечатлением от встречи со знаменитой матерью Святослава. Посол, переполняемый непонятным волнением, преисполненный какой-то смутной надеждой, внимал Ольге и жадно ловил каждое ее слово.

У Ольги было лицо мраморной статуи – очень спокойное, бледное, серьезное, доброе и холодно-красивое, с тонкими изогнутыми бровями. Оторвать взор от такого лица чрезвычайно трудно. На княгине была длинная стола с широкими рукавами и закрытым верхом; платье было из плотного узорчатого шелка, по голубому фону шли витиеватые узоры золотистого цвета у ворота и на рукавах. Такие платья носят знатные аристократки в Константинополе. Голова княгини была повязана белым убрусом. Вокруг шеи было надето широкое оплечье из жемчуга и драгоценных камней. Среди жемчужных бус, граненых сапфиров и топазов особенно выделялись овальные позолоченные медальоны с изображением Богородицы и святых великомучеников Петра и Павла.

Ольга была ревностная христианка, принявшая православие не по принуждению, а по зову сердца. Вот почему отстранение Ольги от власти сыном Святославом, приверженцем язычества, было воспринято в Константинополе с неудовольствием и тревогой. Эта тревога прозвучала в речи Калокира, едва он заговорил с Ольгой. Его доброе участие, искреннее сочувствие и почти братское прикосновение к ее руке – все это невольно расположило Ольгу к Калокиру, мужественная внешность которого неизменно производила впечатление на женщин.