След на воде - Марианна Алферова

– Я его видел, – буркнул Юл с набитым ртом.

– Он что-нибудь говорил?

– Насчет уроков – ничего.

– Ну конечно – этим должна заниматься я! Недаром ты всякий раз заявляешь, что любишь его больше меня.

– Разумеется, – отозвался Юл, наслаждаясь собственной жестокостью.

В другой раз мать бы влепила ему подзатыльник, но сейчас почему-то сдержалась.

– О чем же вы говорили? – спросила она сухо.

– Да так, немного поболтали о том о сем. Он сказал, что скоро… -Юл едва не ляпнул “скоро умрет”, во в последний момент сдержался.

Ветчина потеряла всякий вкус. Но ведь отец именно так и сказал. Почему-то там, в парке, Юл не захотел этого понять. Он бросил недоеденный бутерброд, чем несказанно удивил мать, и побежал к телефону.

На работе отца не было, и никто не знал, где он. Юл попросил передать, чтобы отцу непременно доложили о звонке. Ему обещали, но обещание это не стоило и ломаного гроша – секретарша непременно все забудет. Потом набрал домашний номер Александра Стеновского. Ответила “фифа” – так мать называла молодую, третью или четвертую по счету жену отца. Ей Юл ничего не мог объяснить и лишь сказал не слишком вежливо: “Передайте ему привет”. Юл не знал, что делать: то ли бежать, чтобы перехватить отца возле его дома, то ли сидеть на месте, надеясь, что секретарша все-таки вспомнит и передаст его просьбу. Потеряв терпение, он вновь стал накручивать диск телефона. На работе ответили, что Стеновского ждут с минуты на минуту. Юл помчался в фирму отца. Он навсегда запомнил странное чувство, что испытывал в те минуты. Отец был еще жив, Юл страстно желал его спасти, но в то же время знал, что ничего сделать не удастся и они больше никогда не встретятся. Стало так страшно, что он остановился посреди улицы и заплакал.

Слезы вскоре иссякли, и Юл пошел дальше, уже без прежней торопливости, по инерции. Охранник, увидев его, скорчил привычную комично-серьезную мину:

– Где же ваш пропуск, молодой человек?

– Уже заказан, – бросил в ответ почти автоматически Юл и побежал в кабинет Стеновского.

Секретарша раскладывала пасьянс на компьютере.

– Александр Казимирович у себя?

– Должен быть с минуты на минуту, – ответила девица, не отрывая глаз от экрана.

Юл плюхнулся на диван, решив забыть о времени и ждать. Пусть отец не придет, ну так хотя бы позвонит. Ведь он должен позвонить! Юл то вскакивал, то садился. А время истекало. До конца рабочего дня остался всего час. Потом полчаса. Потом пятнадцать минут. Наконец секретарша принялась освежать макияж, потом рассовала по сумкам какие-то пакеты и выключила компьютер. И тут зазвонил телефон. Секретарша сняла трубку, выслушала и упала на стул.

Юл бросился вон из офиса. Все было кончено.

“Фифа” позвонила к ним домой уже после полуночи. Ее голос звучал довольно спокойно, и лишь под конец она несколько раз ненатурально всхлипнула, сообщая, что Александра Стеновского и его телохранителя несколько часов назад застрелили в подъезде собственного дома.

Дурное предчувствие похоже на прикосновение слизняка – такое же холодное и влажное, оставляющее липкий след, который не сразу удается стереть. Ощутив прикосновение грядущей беды, Роман содрогнулся всем телом. Чувство было столь сильным, что пришлось наливать второй стакан минералки – вода первом почернела и покрылась густой серой пеной. Роман выплеснул воду в раковину. Второй стакан он успел выпить до того, как эмоции передались воде. И все же неприятный, отдающий тухлым, запах остался, а икота мучила еще добрых пятнадцать минут. Чтобы успокоиться, Роман коснулся пальцами плетеного ожерелья на шее и ощутил легкую вибрацию: водная нить пульсировала сильнее обычного. Роман глянул в зеркало. Нет, внешних изменений ожерелья не произошло: как всегда, среди волосяных прядей сверкала живым серебром водная нить. Но что-то было не так, Роман не знал – что, и это его злило. Вообще-то после переезда в Темногорск его порой повещали предчувствия, которые не сбывались. На то он и город, особенно такой, как Темногорск. Сильно разрушенный во время войны, он был заново застроен безлико и сумбурно, и только чудом уцелевшие церквушки намекали на его давнюю историю. Гор здесь не было – так, немного холмило. Не был город и чем-то мрачным особенно знаменит. Просто почвы вокруг него были черны из-за ила, намытого со дна озера. А гора была когда-то. Но ее срыли во время великих строек. Роман посмотрел на часы. Стрелка успела переползти через пузатую десятку и приближалась к двум тощим единичкам. Роман выругался и тронул полированным ногтем виниловые жалюзи на окне. Так и есть: во дворе уже толклись человек восемь. Бойкая толстуха, знающая все на свете, кроме одного – сути, взгромоздилась на крыльцо и размахивала в воздухе мятой бумажкой, устанавливая очередь. Какая-то бабка в пуховом платке и зимнем пальто бродила по саду и собирала в авоську темно-красные, нападавшие за ночь со старых яблонь яблоки.

Роман дернул за шнурок, вздыбил дурацкие жалюзи и, распахнув окно, крикнул:

– Эй, бабулька, яблоки-то заговоренные!

От неожиданности бабка уронила авоську и перекрестилась. А толстуха Марфа сбежала с крыльца и сообщила слащавым голоском:

– Сегодня дела особливо сложные, господин Вернон. – Она любила оснащать свою речь народными словечками.

Толстуху Марфу Роман видел под окнами ежедневно. Он подозревая, что она и домой-то не уходит, так и дремлет на прелой листве в кустах. Зато целыми днями, как стрекот кузнечика из травы, доносился сквозь толщу стен и двойное ограждение оконных рам ее пронзительный голос. Марфа не только суетилась под окнами, но и о собственной выгоде не забывала: то один, то другой посетитель совал в ее пухлую ладонь шуршащую купюру. Каждому из новоприбывших Марфа сообщала об удивительном даре господина Вернона и тут же выспрашивала или, вернее, выпытывала, с чем пожаловал страждущий к знаменитому колдуну. Свой приговор она объявляла во всеуслышанье, предрекая, что господин Вернон непременно подтвердит ее слова, но, кажется, за все время ни разу еще не угадала. Роман трижды пытался избавиться от добровольной помощницы, но всегда безуспешно: Марфа обладала цепкостью пиявки и увертливостью змеи и, что бы ни предпринимал колдун, наутро снова появлялась на крыльце. Роман даже подумывал, не применить ли к ней процедуру изгнания воды, но в последний момент не решался произнести заклятие. При всей своей докучливости Марфа не творила зла в его абсолютном смысле, и Роман не решался прибегнуть к крайнему средству, хотя никогда не боялся зла как такового.

Роман вернулся в спальню. Тина – ученица, ассистентка и любовница по совместительству – мирно спала. Роман сдернул с нее одеяло. Тина пробормотала что-то невнятное и перевернулась на живот, выставив на обозрение загорелые полушария ягодиц – все лето она часами валялась на крыше веранды нагишом, чем привлекала дополнительных клиентов.