Закулисный роман - Ольга Карпович

Телефон снова зазвонил. Гарри с заискивающей улыбкой залез под кровать и подал его мне. На этот раз я снял трубку.

– Мистер Грин, – зачастил Джон, – все в порядке. Билеты заказаны на завтра, номер в гостинице «Националь». Я заеду за вами утром в девять часов.

Итак, Рубикон перейден.

Выдворив Гарри и его подручного из комнаты, я достал старинный серебряный портсигар, затем, открыв ящик стола, вытащил оттуда коричневый, пахнущий дурманом и сандаловым деревом предмет. Поставил длинную трубку на тумбочку, вынул из портсигара несколько шариков. Это был самый лучший опий, который только можно было достать: один китайский делец довольно-таки часто привозил мне его. Я раскурил трубку и не спеша прилег на кровать. Внутри разлилось тепло, стало спокойно и светло. Оставалось только одно – ждать. Я знал, что Он скоро появится.

Мерцающий сумрак клубился в углах кабинета. Темные, отделанные деревом стены мерно покачивались, расплывались в стороны, раздвигая пространство. Я видел искры, и звезды, и уходящий во тьму зеркальный коридор. Я знал, что еще секунда и Он придет ко мне – вечно юный, стройный, прекрасный, с застрявшими в золотых волосах прозрачными брызгами.

Стас вышел ко мне, спустился по уходящим в никуда ступеням. И я улыбнулся ему.

– Зачем ты едешь туда? – спросил он безо всякого энтузиазма в голосе.

– Из любопытства, – ответил я. – Разве это не единственная достойная причина для любого поступка?

– Тебе в самом деле интересны эти люди? – с сомнением покачал головой он. – Они давно чужие тебе. Они так же изменились, как и ты сам. И скорее всего, не в лучшую сторону.

– Мне все люди чужие, – возразил я. – И все одинаково любопытны. Мне хочется посмотреть, что сотворило с ними время. Ты знаешь, время – единственный бог, которого я боюсь.

– Ты боишься времени… впрочем, пока оно над тобой не властно, мой вечно юный брат, – усмехнулся Станислав. – Но ты не боишься того, что они узнают… Ты мастер фантасмагорий, и с годами этот твой талант приобрел невиданный размах. Но неужели он научил тебя, как избавиться от страха?

– Ты ошибаешься, я боюсь, очень боюсь, – сказал ему я. – Боюсь и страстно желаю. Говорят, человека всегда тянет на место преступления. Как думаешь, почему? Может быть, мы оставляем там частичку своей души? Смутное отражение, запечатлевшееся на оболочке глаз мертвеца?

– Парадоксы, – вздохнул он, – в этом ты мастер. С другой стороны, мой дорогой Вацлав, последнее мое воспоминание из жизни – это ты, красивый, как юный греческий бог. Я помню, как тучи сгустились над озером, помню, как ощутил последний порыв ветра… вот и все… Так что доля истины в твоих словах есть. Я запомнил тебя, и вот вынужден годами захаживать к тебе и выслушивать этот горячечный бред, мой дорогой, никогда не стареющий и не унывающий любитель первоклассного опия. Так, значит, ты боишься разоблачения и все равно едешь туда? Но зачем?

– Страх – всего лишь эмоция, – улыбнулся я. – Одна из самых сильных. А сильные переживания всегда меня привлекали. Их слишком мало в нашей обыденной жизни. Разоблачение, возмездие… Только ничего этого не будет. Никто ничего не узнает, раз до сих пор – за восемнадцать лет – правда не выплыла на поверхность.

Веки мои отяжелели. Я чувствовал, что скоро тяжелый, черный сон одолеет меня. И старался оттянуть это мгновение, еще немного побыть с братом, услышать его слова. Я уже не видел лица, лишь ощущал кожей его легкое дыхание.

– Они узнают, – покачал головой Станислав. – Кто-нибудь обязательно догадается, раскопает все это. Они узнают, кого ты убил…

Я сразу усек, что на этом деле можно будет срубить бабла. Как только узнал его на сцене. Прямо счетчик в голове заработал. Актер я, может, и не очень, но в том, что касается прибыли, котелок у меня варит.

Да и какая теперь разница, кто из нас, из нашего багринцевского курса, стал очень, а кто не очень. Ведь восемнадцать лет прошло. А за такие годы всего себя наизнанку вывернуть можно, не то что какие-то дурацкие там приоритеты сменить. Жив, здоров, и ладно, как говорится.

Когда Ксения, вдова Багринцева, задумала всю эту сентиментальную лабудень – спектакль в память о покойном мастере и учителе, – я сразу так ей и врезал:

– Ксения Эдуардовна, дорогая вы моя, а башлять кто за все это удовольствие будет?

Она заколыхалась:

– Как ты можешь, Жорик! Есть еще люди, для которых память о Евгении Васильевиче не пустой звук! Я обращусь в Министерство культуры…

Ну ясно, бла-бла-бла на пустом месте. На спектакль придут три с половиной старухи, которых Багринцев тер по молодому делу, ну, может, еще парочка маразматиков – друзей юности. И все, на этом вливания в кассу закончатся.

Хотел, в общем, сразу ей заявить, что я благотворительностью не занимаюсь. У меня самого дела идут хреново, мечусь как белка в колесе, чтоб концы с концами сводить: все копеечные сериалы – мои, ситкомы, дрянные эпизодишки. Бывает, что и в рекламу приглашают. Но там хотя бы платят порядочно, хотя случается это, увы, нечасто.

На все приходится соглашаться, как ни крути, деньги. Можно позволить себе перебирать предложения, когда ты молодой и свободный. А когда тебе сорок два, дома трое детей, жена и теща и все жрать хотят, приходится потреблять что дают.

А тут – давай, репетируй, трать свое время из ностальгических соображений. Светлая память о Евгении Васильевиче дело, конечно, хорошее, только на хлеб ее не намажешь.

Но Ксения идеей своей загорелась всерьез. Улестила кого-то там в Министерстве культуры, подняла старые видеокассеты, где Багринцев с нами, еще студентами, «Дориана Грея» репетировал. В общем, конкретно вознамерилась на памяти о покойном муже выехать из полнейшего дерьма, в котором и пребывала последние хрен с гаком лет, служа штатным режиссером театра в Мытищах.

После смерти знаменитого супруга Ксения окончила режиссерский факультет кулька, ставила потом спектакли по провинциальным театрам. А теперь, под полтос, амбиции взыграли. Короче, как ни странно, удалось ей выбить малую сцену при Моссовете. А потом она еще и Аду Арефьеву ухитрилась в свой проект затащить. Адка из всех моих однокурсников самая успешная оказалась: в театре на первых ролях, в кино мелькает нечасто, но роли все большие, заметные. Кто бы мог подумать, на курс ее когда-то богатый папик пропихнул, все так говорили, никто ее всерьез не воспринимал, думали – очередная ловкая шлюха с ногами от ушей. Но она молодец, всем фигу показала в итоге. А может, это она сама поступила, а про папика врут все. Просто был у нее бабластый муж, вот и сочинили. Что и говорить, красотка она тогда была – все мужики шеи сворачивали: блондинка такая, глаза синие, фигура стройная. Даже когда на втором курсе беременная ходила, это ее не портило. Родила потом своему олигарху дочку, сдала ее нянькам и сразу обратно в институт. Ну а че красивой бабе дома тухнуть, когда зелени на прислугу хватает?