Белый свет - Руди Рюкер

Когда Айрис была одета, я поставил ее на стол перед зеркалом так, чтобы наши головы были рядом. Удивительно, как растет голова. Мое лицо удивило меня. Я даже не подозревал, каким зомби я выгляжу. Но Айрис не возражала. Она говорила «ба-ба», «да-да» и посмеивалась пухлым смехом.

Когда я посадил ее в высокое кресло, она расплакалась. Я размял банан и подогрел кашицу, а потом стал загружать массу ей в рот, соскребая остатки с щек и подбородка маленькой ложечкой после каждых нескольких порций. Вскоре она уже сосала свою бутылочку, а я мог заняться едой. Вчера я почти не поужинал и теперь дрожал от голода.

Когда я стал жарить глазунью, на кухню пришла Эйприл.

– Надеюсь" ты не кормил ее бананом в этой одежде, – сказала она. – Эти пятна не выводятся.

Я стиснул зубы и перевернул глазунью. Желток лопнул. Я выругался и вытряхнул яичницу в мусорное ведро.

– Чего ты такой дерганый? – резко спросила Эйприл.

– Возвращайся в кровать, – прорычал я, разбивая новое яйцо в сковородку.

– Не понимаю, почему ты должен начинать день в таком настроении, – запричитала Эйприл. – Это моя кухня, и если я себя чувствую бодрой и хочу встать, то я имею право. Ты не помер бы, если бы хоть раз поговорил со мной по-человечески. Вчера вечером ты мне вообще ни слова не сказал.

Я едва не проболтался, что я выпал из своего тела и меня чуть не поймал Дьявол, но тут желток снова лопнул. Я превратил яичницу в неопрятную мешанину, положил ее на неподжаренный ломтик хлеба и, давясь, проглотил эту дрянь, запивая молоком. На лице Эйприл застыло то кислое выражение, которое появлялось всегда, когда она была по-настоящему несчастна. Я подумал, что надо сказать что-нибудь приятное, но получилось лишь:

– Мне сегодня надо пораньше а школу, Эйприл. – Больше всего на свете мне вдруг захотелось оказаться вне дома. Я принялся собирать свои вещи.

– Ну правильно, – заорала Эйприл. – Испортил мне утро, а теперь бросаешь меня одну в этой дыре.

Почему ты не можешь найти настоящую работу в городе? Ты такой безвольный и ленивый. Если бы ты не сидел всю ночь с трубкой и наушниками…

Айрис смотрела на нас печальными глазами. Я поцеловал ее, вытер рот и выскочил за дверь. Эйприл сидела на стуле и плакала. «Вернись к ней, – сказал я себе. – Ну же». Но не сделал этого.

Я не дошел еще до конца квартала, как боль стала вполне терпимой. Дойдя до угла, я уже мог нормально видеть. Похоже, начинался еще один дождливый день. Хмурое небо выглядело так, будто до него было не больше сотни метров. Но в этом освещении без теней была своя красота. Это было почти похоже на восточную акварель с превосходно выписанными деревьями и листвой на них. Я решил, что после обеда погуляю подольше. После вчерашних переживаний мне совершенно расхотелось спать днем.

Я пробыл в своем кабинете больше часа до начала первого урока – математики для специальности «Начальная школа» – в девять часов. Я немного нервничал, ставя ноги под стол, но, разумеется, ничего не случилось.

Я решил, что мои переживания – не более чем кошмарный сон.

Мне все еще не верилось, что пять лет аспирантуры привели меня в КОДЛу, поэтому я просматривал утреннюю почту в надежде на какое-нибудь чудесное предложение, отправленное в последнюю минуту одним из настоящих университетов. Но сегодня в почте была только реклама новых учебников да тоскливое, малопонятное информационное письмо от комитета факультета факультету в целом. Я пожалел, что не играю на бас-гитаре в какой-нибудь рок-группе.

Я швырнул почту в мусорную корзину и взял в руки книжку по дифференциальной геометрии, недавно одолженную мной в библиотеке колледжа. По-настоящему с уютным чувством я взялся за формулы Френе для движущегося трехгранника в искривленном пространстве. , Через несколько минут что-то на поверхности стола привлекло мой взгляд. Это оказалось треугольным клочком бумаги, на котором незнакомым почерком было что-то написано. Наверное, он лежал под книгой. Я попытался подавить в себе ощущение, что эта бумажка как-то связана с моим кошмаром, и взял ее в руку. Бумага была толстой, похожей на пергамент. Два края – прямые, а третий – неровный. Похоже на уголок, оторванный от страницы в старой книге. Чернила были красно-бурыми.

Высохшая кровь, безнадежно подумал я. Надпись четкая, но алфавит какой-то другой. Вдруг я понял, что смотрю на зеркальное письмо. Я попробовал расшифровать его, но был слишком расстроен, чтобы понять, что к чему. Я подбежал к шифоньеру и приставил клочок к зеркалу на двери. «Возведи в квадрат мое число для бирки», – прочитал я.

– Все из-за таких парней, как ты, Рэймен, – быстро произнес чей-то голос.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Джон Уилдон, профессор. Он был скромным, но при этом очень неприятным человеком. Мне редко когда удавалось понять, к чему относятся его лаконичные остроты. Я тупо посмотрел на него, маскируя замешательство и неприязнь покашливанием.

– Рекомендации по зарплате и ценам, а такая книжка обходится библиотеке в тридцать баксов.

Он шагнул вперед и показал на книжку по дифференциальной геометрии, оставленную мной на столе. Он что, не хотел, чтобы я пользовался библиотекой?

– Это довольно хорошая книга, – неуверенно произнес я, засовывая клочок бумаги в карман. – Картинки хорошие.

– Только не говори мне, будто ты не знал, что Стрюйк красный! – потребовал Уилдон, прихлебывая кофе из своей кружки. У него на кружке было его имя и имена известных математиков. Я надеялся, что однажды он ее выронит из рук. – Доллары налогоплательщиков достаются красным, и это при том, что графство на 90 процентов республиканское. – Уилдон покачал головой. – Даже преподаватель логики не мог бы до такого додуматься. – Неожиданно он бросил на меня пристальный взгляд:

– Ты зарегистрировался?

– Для голосования? – спросил я, и он кивнул. – Конечно… – Я все еще отставал от него на много прыжков. Что, автором книги, которую я читал, действительно был Стрюйк?

– Демократ? – вкрадчиво спросил Уилдон. Я кивнул, и он поднял свою кружку в безмолвном тосте. – Нам, либералам, нужно присматривать друг за другом. – Он пошел из комнаты. У двери он остановился:

– Мы соберемся вместе с женами и опрокинем по чуть-чуть.

– Прекрасно, – сказал я. – Это было бы здорово.

Когда Уилдон ушел, я закурил сигарету и долго смотрел в окно. В окно были видны лишь кирпичная стена да кусок неба над ней. «Возведи в квадрат мое число для бирки», – говорилось в бумажке. Чей номер.., для чьей бирки?

Я мысленно вернулся к вчерашнему кошмару. Мне приснилось, что я покинул свое тело и заполз под письменный стол, чтобы прочитать номер на инвентарной бирке КОДЛы. Я пощупал нижнюю поверхность стола. Бирка была на месте. С определенным нежеланием я опустился на пол и вывернулся кверху. На бирке стоял номер 443 556. Возведи в квадрат мое число, чтобы получить бирку. Чему равен квадратный корень из 443 556? Я достал карандаш и бумагу.