Убийство к ужину - Михаэль Кобр

— Что-то из ряда вон?

Клуфтингер поднял глаза.

Сейчас, когда ее лицо зарделось в предвкушении тайны, она вроде бы даже похорошела. А то он все никак не мог взять в толк, почему подчиненные неприкрыто пожирают ее взглядами. Нет, конечно, в своих чуть пониже попы юбчонках и обтягивающих блузках девушка могла возбуждать какие-то глухие инстинкты. Но Клуфтингера всегда волновала сокровенная красота. Однако в некоторой привлекательности ей точно не откажешь. Разве что чуть плотновата, да определилась бы уж с цветом волос. Он предпочитал постоянство. Вот сегодня она явилась чем-то вроде соломенной или платиновой блондинки.

Секретарше он больше симпатизировал за чуткое отношение к себе, а не за какие-то там ее женские качества. И сейчас отчетливо вспомнилось, как увидел ее в первый раз. Он оказался попросту обескуражен. «Курочка» — первое, что тогда пришло на ум. Но очень скоро добросовестной работой и предупредительностью она завоевала его расположение. Он даже поразился, насколько люди при более близком знакомстве отличаются от первого впечатления о них. В его работе помнить об этом необходимо.

А она все еще пожирала его глазами в ожидании откровения. Ей бы определенно польстило, если бы Клуфтингер ударился в пространные россказни о вчерашнем происшествии. Но долг есть долг.

— Разве у нас не каждый день что-то случается? — сухо произнес он и взялся за доставленную почту.

Осознав, что продолжения не последует, она вопреки своей обычной манере не стала задавать лишних вопросов, а тихо вышла из кабинета.

Клуфтингер отложил почту, бездумно поблуждал взглядом по кабинету, побарабанил по ручке офисного кресла и слегка пораскачивался на нем. Ничего оригинального в голову не приходило. Может, у экспертов уже что-то есть? Он набрал номер. Трубку никто не взял. Оно и понятно. Какой дурак явится на работу раньше восьми?

Дверь распахнулась — на пороге стоял Штробль. Выглядел он еще хуже начальника. И без того впалые щеки совсем ввалились, под глазами — черные круги. Он снял и аккуратно повесил на стоячую вешалку дождевик и кепку, пригладил перед зеркалом взъерошенные, соломенного цвета волосы.

— Тоже не выспался? — с сочувственной улыбкой спросил Клуфтингер. Он обрадовался приходу коллеги. — Что, долго с Рихардом там вчера проторчали?

— Да нет, ушли почти вслед за тобой. Криминалисты закончили свою работу, и больше там делать оказалось нечего.

Штробль подошел к кофейному автомату и налил себе кофе.

Вкатился кругленький Хефеле.

— Привет. Ну что, мы вляпались по самое не могу? — спросил он с порога.

В глазах-щелочках пухленького человечка из-под мимических морщинок не светилось обычной лукавинки. И все-таки даже в такой день неуемный полицейский с курчавой копной волос и черными густыми усами не утратил веселого нрава. Он явно ожидал услышать от коллег бодрое «выберемся», но оба лишь мрачно кивнули в ответ.

— Или забьем на это, как думаешь? — не желал сдаваться неунывающий Хефеле. — Скажем, в большой барабан…

Штробль сообразил не сразу, а потом оба прыснули.

— Хватит вам. — Уж остроты-то Клуфтингер ловил на лету. — Других забот у меня, что ли, не было, кроме как вытаскивать из машины чертов барабан!

— Да всё мы понимаем. — Штробль с трудом скроил серьезную мину. — Должен ведь кто-то нас здесь строить, бум-бум.

Они с Хефеле снова расхохотались.

Вошел Майер.

— Я что-то пропустил? Чего это вы так развеселились?

Оба покосились на кислую физиономию шефа, который сегодня явно не был расположен к шуткам. Если перегнуть палку, можно нарваться и на выброс неконтролируемой ярости.

— Ага, — неправильно оценил ситуацию Майер и с блеском в глазах торжественным тоном сообщил: — Я тоже думаю, что нам надо быстренько отбарабанить это дело.

Он захихикал, ткнул локтем в бок Хефеле и качнул головой в сторону парковки. Никто из присутствующих не поддержал его. Глаза Клуфтингера налились кровью. Он шумно втянул воздух и повернулся к подчиненному, сверля его взглядом. Майер мгновенно сник и пролепетал:

— Я… я только хотел… так сказать, поддержать… сказать, что… Барч в приемной.

— Бар? — Клуфтингер медленно отходил. — Какой бар? Барч? Тот, что обнаружил тело? — Он бросил взгляд на часы. Стрелки едва подошли к восьми. — Но ты же вызвал его на девять!

— Я… Я думал… я полагал… — Лицо его зарделось, и он добавил совсем уж робко: — Возможно, я перепутал и вызвал на восемь.

«Вот уж некстати», — подумал Клуфтингер. Не успел обсудить с ребятами вчерашние события, и нате вам, первый свидетель уже на подходе. Ладно, все и так пошло уже наперекосяк.

— Зови, — коротко сказал он.

Барч не понравился Клуфтингеру с первого взгляда. Розовый галстук! За такую розовую удавку отец безжалостно отстегал бы его ремнем. «Стоп!» — притормозил он себя. Нельзя начинать допрос с предвзятого мнения о свидетеле. Сам отец осадил бы его, и был бы прав.

Но к Барчу оказалось просто невозможно относиться непредвзято: темно-серый деловой костюм с голубой сорочкой и свиняче-розовым галстуком. Кто мог такое выдержать?! Из гладко зализанной прически две смоляные пряди небрежно и как бы намеренно спущены на лоб. И этот бьющий в нос резкий запах парфюма!

Барч между тем расшаркивался с полицейскими.

— Ах-ах, мы с вами вчера уже встречались! — сунул он руку Штроблю.

Майер сморщился и, отступив, сухо кивнул. Нимало не смутясь, этот клоун бросился к комиссару, протягивая отягченную печатками руку:

— Барч. Роберт Барч. Я его нашел! Этот…

— Клуфтингер, — отрекомендовался комиссар, указывая на стул перед своим столом.

Вообще-то в его кабинете был выделен специальный угол для бесед, но он предпочитал сажать фигурантов перед массивным письменным столом. Каким-то образом у него сложилось мнение, что человек, сидя против него — глаза в глаза, — трепетал и становился более откровенным, чем в том уголке. Разумеется, дипломированный психолог возразил бы ему. Такого потенциально «дипломированного» он имел в собственной семье. Сын Маркус заканчивал пятый семестр. Когда доморощенный психолог по окончании первого курса явился из Эрлангена на родину, нашпигованный знаниями по научному ведению допроса, у Клуфтингера возникли проблемы. Долгие годы комиссар считал свою тактику, а заодно и манеру допроса более чем устоявшимися и вполне продуктивными, как вдруг молокосос заявил, будто весь его опыт коту под хвост. Правда, проблема с научными советами вскоре разрешилась сама собой, когда в следующем семестре у сына начался новый курс, а заодно и завелась новая подружка. Приезды в Альтусрид стали спорадическими, а контакты с отпрыском все более терпимыми и даже проникнутыми взаимопониманием.

Итак, Барч присел на стул напротив Клуфтингера, а Штробль, Майер и Хефеле расселись от ближайшего кресла до «мягкого уголка». Поскольку статус посетителя пока не был определен, оставаться могли все.