Атриум - Дмитрий Матяш

Живоглот резко умолк, зубы его окрасились красным. Он затоптался на месте, затем встал на четвереньки и принялся мотать головой. Он не умер мгновенно, а значит, в агонии мог достать своей когтистой лапой застывшего в нескольких метрах от него бродягу, но, похоже, зверь напрочь забыл о его существовании. Пробившие нёбо свинцовые осы внесли поправку в мозг живоглота. Бродяга не решался сделать шаг назад, чувствуя спиной тепло и боясь угодить в гейзер. Ему нужно было запустить бумеранг, но для этого следовало повернуться спиной к раненому зверю, а делать этого было нельзя до тех пор, пока живоглот не издох.

Наконец тварь уткнулась мордой в траву. Даже в таком положении он все еще внушал ужас. Огромная махина все еще дышала, но вряд ли уже была способна на какое-нибудь действие.

Кудесник облегченно выдохнул, поцеловал вытянутый из-за пазухи золотой крест и, спрятав его обратно под «защитку», бросил бумеранг.

Бродяга посмотрел на КИП, но включить его так и не решился. Он подбросил в костер дров и, присев у высоченной сосны, закурил, задумался. Ордынец уже наверняка на ушах стоит. Не трудно представить себе и без того злобное лицо хана, а уж в том, что наказание он для Кудесника выдумывает самое изощренное, нечего и сомневаться. «Интересно, сумеет ли добежать до Ордынца Махаон? — размышлял Кудесник. — Если сумеет и расскажет, что он видел, как бродяга шмонал их рюкзаки, а также о том, как „брошь“ к рукам прибрал, — все, хана мне. А потом узнают, что я еще и Хаимов КИП взял, и решат, что вообще поехала у бродяги крыша — мало того, что причастен к убийству сына ордынского, так еще и на личное посягнул. Эх, добраться бы хоть до Коломино, а там есть люди, которые перепрошьют КИП, пропишут какой-нибудь ник, тогда и думать легче будет».

Выспаться Кудеснику так и не удалось. Едва он смыкал веки, как тут же начинал куда-то бежать, а какой-то большой, мощный, дышащий смертью зверь гнался за ним, догонял, продираясь сквозь таежные заросли. Кудесник просыпался, смотрел на небо, прислушивался к шепоту тайги и приглядывался к главной аномалии Атри — шпилю, видному из всех уголков зоны, светящемуся изнутри неярким мерцающим светом, будто гигантский маяк.

Костер давно погас, но бродяга не чувствовал холода. Обычно в здешних краях под утро довольно прохладно, но сегодня все было наоборот. После дождя земля парила, будто ее кто-то снизу разогревал, и, несмотря на нулевую по этой причине видимость в низинах, здесь, на вершине облюбованного Кудесником холма, с обзором не было проблем. Отсюда остальной мир казался словно обложенным ватой, из которой торчали лишь острые верхушки столетних елей и развесистых сосен.

Не слышно было ни шорохов собак, ни дыхания изгоев, ни волчьего воя. Впрочем, до утра Кудесник все равно так и не смог уснуть. И лишь только на востоке зажглась заря, сразу же двинулся в путь.

Коломино был одним из тех поселков, в котором, за малым исключением, жили крестьяне: пахари и ремесленники. Благодаря плодородной почве, минимальному уровню радиации и отсутствию аномалий Коломино считалось житницей средней полосы Атри. Здесь закупали пшеницу все поселки в округе, а иногда даже с диких земель арбы приходили, хотя откуда именно — тайна за семью печатями. Развитая инфраструктура торговли превратила захолустную деревушку в настоящий аграрный бизнес-центр. Дающие электричество дорогущие цацки типа «заряд-500» или «эла», которые жители белого периметра экономили, как воду в пустыне, здесь были подключены к уличным фонарным столбам, стоявшим через каждые десять метров, а улицы были вымощены брусчаткой. Люди тут пахали тяжело, целыми днями, без выходных и дневных перерывов, собирали четыре урожая в год, а потому имели полное право добираться до своих домов после изнурительной работы не в потемках и не увязая по колено в грязи. Коломинцы вообще не любили темноту и, хотя знали, что светящийся ночью поселок привлекает внимание тварей и разбойников с большой дороги, оставаться в темноте упрямо не желали.

Возможно, причиной было то, что развивающийся поселок давно стал для кое-кого лакомым куском и взамен на львиную долю собранного урожая тот обязывался обеспечить безопасность поселка суровой охраной? Мол, раз они столько на себя берут, пускай и думают, как отбивать городские стены от напасти всякой? Вполне возможно, ведь речь идет о бойцах группировки «Азамат», насильно впихнувшей им свои отряды для патрулирования территории. Дипломатией там и не пахло, никто из коломинцев не владел огнестрельным оружием, а те, кто имел древние двустволки, держали их на черный день, а потому и обсуждать детали двустороннего «бизнеса» с ними никто не собирался. Здесь, в Атри, бытовали те же негласные законы, что и на Большой земле: всегда найдутся охотники пособить нерасторопному бизнесмену за небольшое, но регулярное вознаграждение. Согласиться несложно, гораздо труднее потом избавиться от дармоедов-охранников, особенно если для этого нет под рукой внушительной дубинки.

Группировка «Азамат» возникла еще в шестидесятые и состояла в основном из беглецов с урановых рудников, повстанцев и прочих, кому удалось ускользнуть из цепких рук конвоира. Стало быть, из уголовников, а также детей и внуков уголовников. Сначала они кочевали с места на место, а потом осели на заброшенной лесопилке — на момент распада Союза это была самая дальняя точка индустриализма, с которой планировалось начать постройку новых поселений в глубинке Атри, далеко за стокилометровой отметкой. Но потом, с приходом девяностых, об освоении дальней полосы пришлось забыть, и лесопилка осталась невостребованной. Тут-то и приспел «Азамат», а Коломино оказалось географически в непосредственной к нему близости. Конечно, было глупо упустить такой шанс и не предложить (без права выбора, естественно) прибыльному поселку «крышу» взамен на «скромную» подать. И пахан предложил, а беззащитные крестьяне не смогли отказать. Так и получилось, что коломинчане добровольно сдали себя в рабство и, хоть с плеткой над ними никто не ходил и насилия к ним не применял, их личная свобода была весьма и весьма ограничена. Ни тебе выхода за пределы поселка, ни собственных сбережений — все в общак, ни посиделок в баре за полночь, ибо с похмела фермер будет работать хуже. Вдобавок каждый направляющийся в Коломино караван подлежал тщательной проверке — не оружие ли для народного восстания тайком переправляют давно облизывающиеся на поселок «монголы»?

Ибо те хоть и были группировкой в разы мощнее, с «Азаматом» открыто не враждовали, и не потому, что боялись, а потому, что невыгодно им это было. С севера лесопилка служила им хорошим прикрытием — там, среди разгула аномальных полей и радиационных очагов, пролегала единственная дорога на Ордынец, как раз через занятую «Азаматом» лесопилку. Стало быть, бывшие уголовники помимо воли служили «монголам» в качестве дальнего кордона, а посему и нападать на них смысла не было. А вот устроить заварушку в Коломино и как бы невзначай со своими хорошо вооруженными отрядами захватить поселок — это как раз самое то! И кивать тогда смело можно будет «азаматовцам», мол, видите, неспособны вы сдержать строптивых крестьян, так что подвиньтесь, будьте добры; а самим крестьянам пообещать, что подать их для нового господина будет мизерной, почти неощутимой.