Богач и его актер - Денис Драгунский

Долго ли, коротко – Ханс Якобсен сделался крупнейшим фабрикантом всевозможного военного снаряжения: и обмундирования, и оружия, и патронов. Ему принадлежали уже и пороховые заводы, и заводы по изготовлению пушек, а где пушки – там и танки, а где пушки и танки, там и сталь, и двигатели, а где двигатели, там и автомобили. В один прекрасный день Ханс Якобсен понял, что его промышленная империя похожа на переполненную чашу водохранилища и, если он купит еще хотя бы газетный киоск или кондитерскую лавочку, все хлынет через край, разрушив плотину и окружающие селения. Он приказал своим управляющим тщательно следить за дальнейшим нерасширением производства и отправился путешествовать по Европе, пожалуй, впервые за двадцать восемь лет самостоятельной жизни, если не считать неприятного свадебного путешествия в Париж, но об этом далее.

Тем более что вторая большая война в Европе закончилась тоже.

Итак, он поехал развлекаться впервые с тех пор, как в его голове прозвучало слово «ранец». А это было, как мы помним, когда ему сравнялось двадцать два года. Сейчас ему исполнилось пятьдесят, и он решил отметить свой юбилей в тесном кругу друзей на южном берегу Франции. Он снял целый отель. Естественно, он назывался «Гранд-отель». Тогда так называлась почти каждая гостиница, которая была выше двух этажей и больше тридцати номеров. Но этот «Гранд-отель» был действительно гранд, ничего не скажешь. Великолепное четырехэтажное здание смотрело на морской залив. Гостиница была устроена так, что на море смотрели все номера, на тыльную часть выходили только коридоры – тоже с большими окнами. Номера были превосходные. Удобные, каждый с отдельной просторной ванной, что в те времена все еще считалось роскошью. С балконом, прихожей и гардеробной. И то были обычные номера. А в третьем и четвертом этажах располагались номера люкс – двух- и трехкомнатные. В самой же середине четвертого этажа находился семикомнатный суперапартамент – номер, который назывался «королевским» или «президентским» – в зависимости от того, кто туда приезжал. Ханс Якобсен, однако, помня советы дяди касательно скромности и внутренней дисциплины, занимал обыкновенный двухкомнатный люкс, тем более что он – после первого неудачного брака – больше так и не женился. В трехкомнатных люксах жили семьи его друзей, а президентский номер занимал знаменитый скрипач со своей любовницей, не менее знаменитой кинозвездой, и учениками-вундеркиндами, которых он всюду таскал за собой. Праздновали, развлекались, пировали и устраивали концерты целых три дня.

Когда почти все гости разъехались, Ханс Якобсен вышел на пляж, прошелся вдоль самой кромки моря, полюбовался на яхты, качавшиеся у длинных, выходящих в море причалов, обернулся, взглянул на «Гранд-отель», и ему вдруг стало очень обидно за свою родину. В его прекрасной северной стране все было очень скромно, тихо, приземисто и серо-коричнево, никакой игры и красок, никакого наслаждения, комфорта и роскоши. «Возможно, впрочем, – подумал Ханс Якобсен, – именно из-за этого в нашей стране такая великолепная промышленность, такой мощный банковский капитал, такой трудолюбивый и целеустремленный народ. Но все-таки, черт возьми, но тем не менее – давайте брызнем немножко яркого цвета на наше серое побережье!»

С этой мыслью он уселся в свой персональный самолет, изготовленный на его авиастроительном заводе, и полетел домой.

Дома он долго ходил по берегу озера, по тому самому, где состоялся его первый неприятный, но такой полезный разговор с дядей, а потом еще менее приятная беседа с матерью, но об этом позже.

Он думал: хорошо бы построить тут дворец, подобный тому, французскому. Но, во-первых, было жалко собственного поместья, тропинок, дорожек, парка, большого старинного дома и маленького уютного домика, где жил, как положено, старый садовник с женой, – его тоже было жалко. Но самое главное – во-вторых. Слишком далеко от столицы. Если построить «Гранд-отель» здесь, он так и останется пустой забавой богача. Непонятно, кто будет сюда ездить, и неизвестно зачем. Озеро совсем маленькое, по сути – озерцо или просто большой пруд. Строить надо в месте, которое может стать модным, популярным, и даже если до него придется тянуть ветку пригородного поезда (Ханс Якобсен готов был и на это), то чтобы ехать от столицы было все-таки не больше сорока минут, в крайнем случае – час-полтора.

Он не стал никому давать поручений, он все привык делать самостоятельно, докапываться до сути, разбираться в мелочах. Вот и сейчас каждое воскресенье он садился в автомобиль и приказывал шоферу возить себя по столичным предместьям ближе к морю, вернее, к этому то ли озеру, то ли морю, то ли глубокому морскому заливу, который окружил город со всех сторон. Всего на четвертый раз место было найдено: пустой берег, шхеры, и островки красиво разбросаны по серебристо-серой воде, и растут какие-то мелкие деревья. Но самое главное, как будто специально для него, – огромная поляна, спускавшаяся к воде. Ближайшая железнодорожная станция находилась всего в пяти милях в тихом городке с кирпичной церковью, начальной школой и ткацкой фабрикой. Так что тянуть шоссе и железную дорогу предстояло совсем недалеко. Ханс Якобсен разыскал во Франции архитектора, который строил тот самый «Гранд-отель», где он праздновал юбилей. Почему-то Якобсену казалось, что архитектор закапризничает, скажет, что не хочет копировать сам себя, или, пуще того, откажется дублировать свою прекрасную родину в этой скучной северной стране. Но тот оказался весьма сговорчивым типом и согласился сразу же, правда, заломил немаленький гонорар. Ханс Якобсен посмотрел на него с некоторым презрением, подумав про себя: «Я бы ни за что не согласился, если бы мне, к примеру, заказали построить точно такой же, как у нас, кафедральный собор где-нибудь в Ницце или Марселе!» – но тут же понял, что его недовольство капризно и несправедливо. Ведь ему нужен точно такой же «Гранд-отель», а кто его сделает лучше, чем первоначальный создатель?

«Гранд-отель» на берегу холодного озера был готов через четыре года. Еще полтора года ушло на подтягивание железной дороги, прокладку шоссе и устройство хороших каменных дорожек вокруг озера. Якобсен рассчитывал, что богатые и знатные люди из столицы рано или поздно начнут покупать земельные участки рядом и строить там свои виллы. Так и случилось, но слишком нескоро, когда Якобсен стал совсем стар, перестал интересоваться прибылями своей компании, когда ему стало скучно слушать, как помощники докладывают о росте производства и капитализации активов. Впрочем, империи Якобсена уже давно не было, не было этого огромного цельного организма, в одной части которого из железной руды выплавляли сначала чугун, потом сталь, а на другом конце выходили новенькие пистолеты и автоматы. Где на одном конце собирали какао, а на другом – с конвейера сходили завернутые в фольгу шоколадки, и девушки-укладчицы засовывали их в специальные кармашки солдатских ранцев. Да и ранцев, признаться, было совсем мало, потому что современная война ведется по большей части с воздуха. Империя превратилась, как нынче выражаются, в мегахолдинг, плохо понятный самому Якобсену конгломерат, состоящий из банков, управляющих компаний и производств, вынесенных в далекие теплые страны, где рабочая сила стоит дешево, а цеха отапливать не надо. «Холдинг, холдинг», – тоскливо думал Якобсен. Ему это казалось деволюцией – эволюцией наоборот, как будто бы человек, венец творения, стал превращаться обратно в обезьяну, потом в пресмыкающееся, а там и в какого-то осьминога или медузу.