Ни слова больше! - Карен М. Макманус

Трипп Тэлбот несправедливо, незаслуженно преобразился в журнального красавчика. И, судя по всему, ему это хорошо известно.

Внушительный список причин, по которым я его ненавижу, мгновенно и существенно пополнился.

— Дела поважнее домашней работы? — любопытствует Карли.

— Я срочно дописывала статью для школьной газеты.

Чистая правда. В то время я постоянно над чем-то работала. «Дозорный Сент-Амброуза» стал моей жизнью, и я все дни напролет корпела над статьями. Конечно, на сбор гербария я бы часок нашла, только предпочла пропустить мероприятие, в котором участвовал Трипп.

Раньше мы с ним дружили. С шестого класса буквально часами торчали по очереди друг у друга дома. Его отец даже шутил, что пора меня удочерить, а мои родители всегда запасали любимые сладости Триппа. Мы учились в одном классе и по-дружески соревновались в оценках. В день смерти мистера Ларкина Трипп на физкультуре во всеуслышание сказал мне, чтобы я больше за ним не бегала. Мол, он мне не бойфренд. Я рассмеялась, решив, что это шутка, а он взял и громко обозвал меня прилипалой.

Даже сейчас внутри все переворачивается, как вспомню то унижение. Одноклассники смеялись в голос, наш физрук Рамирес неуклюже попытался сгладить неловкость. Хуже всего — я понятия не имела, что на Триппа нашло. Еще накануне мы сидели у него за домашкой, все было нормально. Ничего сомнительного я не делала и не говорила. В жизни не думала с ним флиртовать.

Обнаружив мистера Ларкина, Шарлотта, Шейн и Трипп вдруг жутко заважничали — будто в тот день в лесу повзрослели лет на десять и познали нечто такое, что никому из нас не ведомо. Трипп, который никогда не дружил с Шейном и Шарлоттой, стал с ними не разлей вода. А со мной с тех пор больше не разговаривал. Стоило мне повернуть голову в его сторону, как окружающие тут же начинали переглядываться и закатывать глаза — мол, на что она, бедолага, рассчитывает, особенно теперь, когда парень стал знаменитостью. Два месяца спустя папу очень кстати перевели в Чикаго, и переезд положил конец моим мучениям.

Карли все это ни к чему. Еще решит, что я до сих пор переживаю из-за мальчишки, который унизил меня перед классом на физкультуре. Все равно что явиться в майке с надписью «Привет, я школьница».

— Так ты сама едва не угодила в свидетели преступления? — Карли щурится в экран. — Тут написано, что никаких улик на месте не обнаружили. Только отпечатки пальцев одного из мальчиков на орудии убийства. Камень поднял Трипп?

— Нет, Шейн.

Карли выгибает бровь:

— И никто его не заподозрил?

— Да нет. — Мне, во всяком случае, и в голову не приходило. Даже сейчас представить себе не могу, хотя не видела Шейна с восьмого класса. И вовсе не из-за его богатства и популярности. Просто он всегда казался таким… бесхитростным, что ли. — Шейн по жизни был разгильдяем и с мистером Ларкином ладил. У него не было ни малейшего мотива.

Карли кивает, как бы соглашаясь с моим суждением.

— А у кого-то другого мотив был?

— Не знаю.

Она указывает на экран:

— Тут пишут, что твой учитель занимался расследованием кражи в школе.

— Да, кто-то украл конверт с деньгами — их собрали для поездки восьмиклассников в Нью-Йорк. Больше тысячи долларов.

Это случилось в конце марта, я страшно обрадовалась возможности провести настоящее расследование для газеты. Мистер Ларкин возглавлял школьную комиссию по делу, так что я чуть ли не ежедневно брала у него интервью.

— Спустя какое-то время после смерти учителя руководство школы обыскало все шкафчики; конверт нашли у Шарлотты, — добавляю я.

— Той самой, из леса? — В голосе Карли явно слышится недоверие. — Давай по порядку. Один из свидетелей оставляет отпечатки пальцев на орудии убийства, у другой находят деньги, которые разыскивал убитый, и что — им все сходит с рук? — Я киваю. — Ну, знаешь! Будь это темнокожие дети, к делу отнеслись бы иначе.

— Согласна.

Тогда я об этом не думала, а теперь, во время моего запойного просмотра «Мотива», поразилась, что Триппу, Шарлотте и Шейну удалось так легко отделаться. Их посчитали детьми, они не попали под подозрение, их особо не допрашивали, не обвиняли, а ведь они вполне могли быть участниками той истории.

— Шарлотта уверяла, что конверт ей подбросили, — говорю я.

Кстати, я пробовала взять у нее интервью, но ничего не вышло. После смерти мистера Ларкина всю не относящуюся к учебе деятельность прикрыли на несколько недель, а когда снова разрешили, наш директор мистер Грисуэлл запретил мне писать о краже. «Школе нужно время, чтобы прийти в себя», — сказал он. Я сама пребывала в таком трансе, что спорить не стала.

— Так. — Карли откидывается на спинку кресла и делает пол-оборота. — Поздравляю, Бринн Галлахер, тебе удалось меня заинтриговать.

Я чуть не подпрыгиваю на месте:

— Значит, вы займетесь делом мистера Ларкина?

Карли останавливает меня жестом:

— Ну, разбежалась. Вот этого, — она машет рукой над моей папкой, — для подобных решений недостаточно.

Я заливаюсь краской, внезапно чувствуя себя наивной дурочкой, бегущей впереди паровоза. Карли видит мое замешательство и смягчает тон:

— У тебя верное чутье. Случай действительно в духе нашей программы. К тому же ты продемонстрировала внушительный опыт и не спасовала перед парой неудачных фотографий. Так что была не была. По рукам?

Она умолкает, явно ожидая ответа. Я в нерешительности: правильно ли поняла вопрос?

— В каком смысле «по рукам»? — несмело переспрашиваю я.

Карли перестает вращаться в кресле.

— Я работу тебе предлагаю.

— Правда? — пищу я.

— Правда.

Меня накрывает волна облегчения, за спиной вырастают крылья. Давно мне так не везло, и впервые за долгое время маячит надежда на какое-то светлое будущее. Карли бросает взгляд на расписанный на доске план на декабрь — настолько плотный, что я не могу разобрать ни слова.

— Ты еще учишься или уже на каникулах?

— Пока не учусь. Мы только что переехали, и родители решили до конца семестра не форсировать события. В школу начну ходить только с января.

— Отлично. Сможешь прийти завтра к десяти? Мы тебя проинструктируем.

Я киваю — молча, боясь вновь издать писк, а Карли добавляет:

— Кстати, запиши все подробности истории с учителем. Я покажу ее нашим продюсерам. Пусть глянут на досуге. — Карли закрывает ноутбук и встает: на сегодня мое время вышло. — Кто знает, вдруг получится что-то стоящее.

Кладу чистый бланк на только что вытертый прилавок кафе-пекарни «Луч света» и перечитываю вступительный текст: «Грант Кендрика присуждается наиболее многообещающему старшекласснику Сент-Амброуза, по оценке школьной комиссии». Загадочный термин «многообещающий» нигде дальше не поясняется — никакого упоминания об успеваемости, общественной работе или финансовых обстоятельствах.