Анна Ахматова. Гумилев и другие мужчины "дикой девочки" - Людмила Бояджиева

Анна, молчаливая, мраморноликая Анна, упорно притаптывала снег носками ботинок, не поднимая смоляных ресниц. А этот, косоватый, так на ней глаза и забыл — отвести не может. Не расколдовался даже перед прилавком сверкающих игрушек и всю дорогу, пока они с братом провожали подруг до дома, молчал… Разговор поддерживала Валя:

— Говорят, вы, Николай, стихи пишете? Старший брат Ани Андрей очень поэзией увлекается. Вам непременно надо познакомиться! В наше время невозможно считать себя интеллигентным человеком, если не знаешь поэзии. Анна очень любит Державина, Некрасова, Анненского…

— Перестань смешить. Это в детстве было, когда мне мама наизусть читала — книг у нас в семье почти не держали. Но зато в семь лет я сама выучилась складывать буквы по азбуке Толстого и сразу за «Братьев Карамазовых» взялась. А потом Тургенева, Блока у Андрея стала таскать.

— С Достоевского прямо-таки начали! — Николай восхищенно налег на «л» в слове «начагги»!

— Начала, да только не дочитала ни одного романа до конца. Интересно было и ужасно трудно. Затягивает, но подавляет как-то. Прямо чувствую, что если не брошу читать — заболею. Не могла выдержать всех этих мучений, этого горя, этих обид. Может, у меня нервы слабые?

— Даже у будущих морских офицеров для Достоевского нервы слабоваты оказываются! Не тянут мои друзья его сочинений. А наш полковник вообще сего автора читать запрещает!

— В лицее атмосфера более либеральная. Ну а на директора, Иннокентия Анненского, мы прямо молимся! — вставила Валя. — Все его стихи наизусть учим.

— Анненский у Николая занятия по русской словесности ведет. Он его особо привечает. Говорит: «талант». В любимчиках держит, — похвастался корнет.

— Это ты, Дмитрий, хватил, — смутился Николай. — Беседуем частенько о поэзии…

— Эрудиция для таких бесед нужна огромная… — вздохнула Валя. — Книги интересные надо больше читать.

— Ну, если барышням и в самом деле не безразлична российская словесность, мы открываем для вас нашу библиотеку, — объявил Николай. — Уверяю: лучшая русская и французская поэзия собрана знатоками Гумилевыми! Ждем вас с визитом. Между прочим, Николаю есть чем вас удивить.

Да, он умел удивлять, быть не как все, хотеть нечто особенное. Экстравагантность для Гумилева — норма. Ну, у кого в его классе был цилиндр? А зверинец дома? А полное облачение индейского вождя? Причем не в шкафу — Николай носил любимые одежды.

Николай Гумилев родился в Кронштадте в семье морского врача в 1886 году. Учился в гимназии в Тифлисе, но вскоре был вывезен родителями в Царское Село в только что купленный дом на Московской улице. Дитятей уже проявил себя смельчаком, пытливым искателем, фантазером. Правда, буквы «р» и «л» давались ему плохо, а один глаз из-за врожденного астигматизма немного косил. Но прекрасный рост, доброта во взоре и удивительные речи — рассказы о заморских странах — привлекали к юноше всеобщее внимание. Однако мог ли такой герой растопить ледяное сердце Лунной девы Ани Горенко?

Знакомство подруг с братьями Гумилевыми продолжилось. Андрей, старший брат Анны, вскоре подружился с Николаем на почве книголюбия и стихосложения. Николай глотал книги запоем, особенно приключенческую литературу: Жюля Верна, Майн Рида, само собой, знал наизусть чуть ни всего Пушкина, Лермонтова и сам писал стихи. Но сверстники по гимназии крутили у виска пальцем и закатывали глаза от его сочинений — того, мол, парень, с извозчика свалился. Символическая поэзия, адептом которой был Гумилев, с ее фантастическими и аллегорическими сюжетами вызывала у этих драчунов и насмешников приступы гомерического хохота. А его самого мало что интересовало, кроме поэзии и дальних странствий по неизведанным континентам. Латынь и математика здесь только мешали. За двойки по этим предметам Гумилев был оставлен в седьмом классе на второй год. Да еще год проболел и провел на домашнем обучении. Вот и попал восемнадцатилетний верзила в одноклассники к ребятам помельче. Дабы компенсировать урон достоинству мужчины и денди, Николай обзавелся цилиндром и держался с дурашливыми однокашниками со спокойной независимостью существа высшего ранга. Мечтатель-путешественник не сомневался: мир, который он непременно откроет, хранит величайшие тайны Вселенной. А те, кто затеял сейчас травлю, будут посрамлены — «посгамлены!» (как торжественно, указуя перстом в самых отчаянных невежд, пообещал он).

— Ох ты! — Валя Тюльпанова неуверенно шагнула в распахнутые двери. Пригласив подруг в гости, Николай демонстрировал им свои владения. Комната юного фантазера изображала подводное царство. В центре — грот с фонтаном, выложенный раковинами, а на стене, украшенной глубоководным пейзажем, словно увиденным из окна «Наутилуса», Русалка прятала в водорослях свой искристый хвост. Длинные черные волосы змеились в густой синеве колышущихся вод.

— Ой, что-то на Анну больно похожа… — оторопела Валя.

— Не очень удачно вышла. Но когда я смотрю вот отсюда, из кресла, прищурясь, сквозь дым сигары, вижу такие чудеса… Вот послушайте. — Николай сел, закинул ногу на ногу и начал читать длинную сказку в стихах про колдунью-ундину… Раскуренная сигара ароматно дымила. Стихотворец не отрывал взгляда от Анны, присевшей на банкетку у грота так, что брызги фонтана осыпали ее распущенные по плечам волосы. На талии «исследователя глубин» тесно сидел широкий кожаный ремень с чехлами для ножей и ремешками для планшетов.

Стихи оказались длинными и в общем-то интересными, в особенности тем, что в главной героине угадывалась Анна, хоть и была она подводной царицей.

Дома у Вали Тюльпановой потом делились впечатлениями. На круглом столике, накрытом крахмальной кружевной скатертью, стояли синяя ваза со свежими хризантемами и коробка конфет — особая, трехэтажная. И цветы, и конфеты — презент Гумилева дамам за визит и участие в обсуждении стихов.

— Смешной мальчик. Грот с фонтаном устроил. Ты заметила мою позу? Изогнулась точь-в-точь как его Ундина…

— Да он сам обомлел. С конфетами и книгами выбежал — метал перед тобой поэтов, словно из сокровищницы. Теперь ты начитанная станешь. Не сомневаюсь, он самое лучшее выложил. Ох, и закрутились дела!

— И ничего не закрутилось. Он мне совершенно безразличен. — Анна достала из вазы желтую хризантему и покрутила у носа. — А желтые цветы, говорят, к разлуке…

Разлука не случилась. Через два года в той же комнате подруги в который раз обсуждали прочно застрявшего в их жизни Гумилева и ели подаренные им Анне конфеты.

— Вот Николай Степанович к тебе прилип — за уши не оттянешь. — Валя, симпатизировавшая Николаю, подмигнула: — Стихами засыпал!

— И конфетами. Сам — страшный сладкоежка и нас развращает.

— Да у него и стихи такие — гурманские. — Валя нараспев прочла: