Магический мир - Стивен Мур

То, что произошло дальше, можно смело назвать помутнением рассудка. До сих пор не понимаю, что заставило меня так поступить. Повинуясь приказу внутреннего голоса, я протянул руку в окно и подхватил книгу.

— Бежим, Мэри! — закричал я.

Мы понеслись так, что только пятки засверкали — наперегонки, шумно втаптывая в землю бетонные обломки. За нашими спинами что-то происходило. Мы с грохотом вывалились из ворот. Вдруг нас настигла яркая вспышка света. Знакомый скрипучий голос произнес всего одно слово. Мэри исчезла. Бесследно — ни волоска, ни пуговицы.

Я стоял в гостиной Стрингеров, не имея ни малейшего представления, как я там очутился, и выкладывал всю происшедшую с нами несуразицу. Пустые глаза тети Лили смотрели куда-то сквозь меня. Лицо тети Джойс расплылось в улыбке и стало похоже на сахарозаменитель. Это была бессовестная улыбка взрослого, делающего вид, что он искренне во все верит.

— Но это чистая правда, тетя Джойс. — Я попытался достать из кармана мое единственное доказательство — книгу.

Неожиданно тетя Джойс нависла надо мной, как грозовая туча. От ее улыбки не осталось и следа.

— Билли, ты вошел сюда в грязной обуви?!

Новость, что ее племянница растворилась в воздухе и пропала навсегда, прошла через нее, как вода через сливной сток. Задержалось только то, что она увидела собственными глазами: комки грязи на ее любимом ковре.

А потом… это лицо в проеме окна… Лицо Дженни Ганивер.

Не помню, как я добрался до двери, ведущей на задний двор, молниеносно пересек его, выскочил в проход между домами и понесся вниз по улице. Знакомые улицы сменялись незнакомыми. Ноги налились свинцовой тяжестью. Голова не соображала. Передо мной, как будто живьем, то и дело высвечивались картинки: сахарозаменительная улыбка тети Джойс, этот уставившийся на меня кроваво-красный глаз, скрипучий голос… и Мэри.

— Мэри! — громко закричал я.

В голове роилось столько мыслей, что я боялся, она вот-вот лопнет. Горькие слезы катились по щекам. Что мне теперь делать? Ноги продолжали нести меня вперед, и казалось, так легко дать им возможность бежать туда, куда они хотят.

БАЦ!

— Тогда что бы это могло быть? Посмотрите, извивается, как угорь.

— Надо последить, куда он движется.

— Он выглядит, как плачущий младенец.

— Или рыба.

— Или водяная крыса с мокрой мордой.

— Держите крепче!

— Ладно! А может, подложим под него крапивки?

Придя в себя, я обнаружил, что лежу на земле в окружении большого количества чьих-то тощих ног. Рядом раздавались девчоночьи голоса. Я был уверен в этом.

— Я засуну крапиву тебе в штаны и посмотрю, как тебе это понравится! — парировал я. Меня распирало от желания дать кому-нибудь затрещину. Но я взял себя в руки.

— Не очень-то дружелюбная крыса, правда?

— Ну, сейчас ты у меня получишь!..

— Ой!..

— Дайте ему подняться! — раздался незнакомый мне голос.

Ноги расступились. Передо мной стояла девочка. Очень маленькая и круглая, как мячик. На ней были очки в тонкой металлической оправе и с линзами цвета молочной бутылки. Она была похожа на круглую отличницу.

— Я сказала, дайте ему подняться! — Ее голосок был тонким, как листик. Она неотрывно смотрела в землю — мои слезы смущали ее больше, чем меня самого.

Я поспешно встал на ноги.

Что же произошло? Я бежал вниз по улице между высокой стеной из красного кирпича с одной стороны, и сломанным деревянным забором с другой. А потом — эта странная компания из четырех девчонок… Я сразу придумал им прозвища. Девчонку в очках я прозвал Зубрилкой, ту, которая вела себя нахально, — Пустомелькой, третью, на кончике носа у которой красовалась треснувшая корка, — Носастик, и последнюю, самую младшую из них — Малявка. Их даже и компанией-то назвать было сложно, скорее они напоминали сбившихся в кучу случайных прохожих.

— Ты не местный, — деловито сказала Зубрилка.

Я бы мог обвести ее вокруг пальца или просто сбежать, но что было в этом толку? Ведь я нуждался в помощи, и эти девчонки были моей единственной надеждой…

Я рассказал им о темном пустом доме, о пропадающих котах и фонарных столбах, о личностях, от которых бросает в дрожь, об украденной книге и о Мэри. Когда мой рассказ подходил к концу, их глаза были величиной с вазу для конфет, и они глотали ртом воздух, как караси. Про луну, кажется, я рассказать забыл — но и рассказанного оказалось достаточно.

— Неужели весь фонарь целиком? Вот это да!

— Да бред собачий все это!

— Ну кто еще до такого додумается?

— Чокнутый какой-то! Надо вызвать полицию!

— А может, его все-таки крапивкой?

— А кошку все равно жалко!

— Да у него и сестры-то, может быть, нет!

Все это время Зубрилка молча ждала, пока все от души выговорятся. Потом она сказала всего одно слово: «Докажи». Я начал понимать, почему ее все слушались — она не суетилась попусту.

Я залез вглубь своего кармана и выудил книгу. Наступила мертвая тишина. Казалось, весь мир перестал дышать. Мы все уставились на книгу. Она принадлежала к разряду тех, на которых библиотекари обычно пишут: «Только для пользования в стенах библиотеки». Такие древние книги обычно рассыпаются раньше, чем вы до них дотронетесь. Поэтому на всякий случай помощник библиотекаря с носом, похожим на ириску, сразу отгонит вас от стеллажа с ними — как бы чего не вышло!

На обложке книги не было названия. И вообще не было никаких слов — только какие-то забавные символы, наполовину стертые от старости: звезды, треугольники, полумесяцы и прочая ерунда. Мне они ни о чем не говорили.

— Интересно, а что в этой книге? — спросила Носастик таким тихим голосом, что можно было подумать, будто мы находимся в церкви.

Я попытался открыть книгу. Безрезультатно. И тут я вспомнил Дженни Ганивер, которая, стоя в проеме окна дома номер двадцать семь, чуть не получила инфаркт, бесплодно пытаясь открыть хоть одну страницу. У этой книги есть своя голова на плечах. И если она в данный момент не хочет открываться — то и надеяться на это нечего.

— Там какое-нибудь волшебство, наверное, — с надеждой прошептала Малявка.

— Волшебства не существует, — возразила Пустомелька, подавив смешок. — А это просто дурацкая книжка со склеенными страницами. Он сам это небось и сделал.

— Тогда сама попробуй открыть ее, — предложил я, сунув ей в руку книгу.

Но Пустомелька даже не попыталась это сделать. Вместо этого она нарочно уронила книгу и пнула ее так, что та полетела по тропинке.