Русский - Юрий Костин

Антону было любопытно взглянуть на новую городскую знаменитость, особенно потому, что речь шла не о светском персонаже или сверхновой звезде мира дизайна, а о светиле совершенно бесполезной в стабильном обществе науки. Но теперь Антон решил, что больше не станет слушать человека, который так пренебрежительно относится к своему внешнему виду и к речи.

Стоящий рядом с Антоном низкорослый гражданин с густой толстовской бородой невзлюбил докладчика по иным соображениям. Они, видимо, были идеологического свойства, потому что «борода» то и дело шипел себе под нос обидные слова в его адрес: «Ссскотина…», «гаденыш», «жидовская морда» и тому подобное.

Дело происходило в Политехническом музее, куда Антон стал с некоторых пор частенько захаживать. Здесь он отдыхал от суеты. Светские «львы» со «львицами» отбывали «срок службы» на благо тусовки в других местах, обходя пахнущее советским прошлым здание политеха. Однако здесь проходили любопытные мероприятия. На них, и только на них, можно было встретить поистине интересных людей. К тому же по соседству с музеем располагался замечательный ресторан, напоминающий Антону его бедное, но задорное советское прошлое. Именно в этом ресторане Антон проводил свободные часы в беседах со знакомыми учеными, открывающими ему новые горизонты познания.

Сегодня Антон пришел в Политехнический музей на лекцию доктора исторических наук Вило-рика Рудольфовича Плукшина.

Такое странное имя дали ему родители. Вило-рик Рудольфович родился за год до начала Великой Отечественной войны в рабочей семье, в столице Урала городе Свердловске. Отец его, Рудольф Плукшин, всю жизнь работал на местном металлургическом комбинате, гордился своим предприятием, страной, состоял в партии и был настолько политически активен, что не удержался от соблазна подпортить жизнь единственному сынишке, назвав его Вилориком. Счастливой матери было абсолютно все равно — она только плечами пожала, а появившегося на свет мальчика (3 кг 345 г) вместо человеческого имени нарекли аббревиатурой.

Поступок Плукшина-старшего во времена «Даздраперм» и «Сососореков» — производных от слогана «Да здравствует Первое Мая!» и названия страны (СССР) — никого не удивил. За праздничным столом, накрытым на свежем воздухе у бараков, где проживали рабочие семьи, подняли тост за товарища Сталина и всех вождей, за продолжателя славной династии Плукшиных, выпили за новое «пролетарское» имя, и с тех пор природу его не вспоминали.

В школе Вилорика Плукшина, разумеется, дразнили, поэтому он быстро научился драться. В 1957 году, когда настала пора выбирать дорогу и как все идти в ремесленное училище, Вилорик проявил неожиданную тягу к знаниям, огорошив родных желанием поступить в Уральский государственный университет имени А.М. Горького. Родные не верили своим ушам. Мать заплакала — то ли от умиления, то ли от страха, отец, уважив добрый повод, законно напился.

Не проучившись в институте и двух лет, Вилорик угодил в армию, окончил офицерские курсы и отправился служить срочную в Западную группу советских войск. Но тягу к знаниям, к науке не забыл. В итоге Вилорик Рудольфович своим умом выбился в люди и даже сумел «зацепиться» в Москве. Поступил в МГУ имени Ломоносова и, уже будучи студентом, прославился благодаря фантастическому таланту к расшифровке древних текстов, включая наиболее проблемные, на которые давно махнули рукой целые институты.

Плукшин не превратился в кабинетное, любящее комфорт существо. Его тянуло на свежий воздух. В 1983 году он принял участие в длительной экспедиции в Красноярский край, о которой не писали в газетах и не снимали документальных фильмов. Вернувшись из тайги, Плукшин переменился, отрастил бороду, стал нелюдим и очень быстро прослыл чудаком. Казалось, он навсегда исчез из поля зрения интересующейся наукой общественности. Не тут-то было… В 1989 году, на закате перестройки, журнал «Огонек» ни с того ни с сего опубликовал неприлично объемное интервью Вилорика, где тот абсолютно серьезно рассуждал о параллельных мирах, глобальной катастрофе и грядущем стирании границ добра и зла, грозящем погубить нашу планету.

В интервью было мало «правильной» науки. Зато оно изобиловало метафизическими выводами, отсылало читателя к библейским сюжетам, содержало намеки на скорое катастрофическое изменение расстановки сил на мировой арене в связи с неминуемым крушением некоторых мировых империй. А так как свято место пусто не бывает, то на смену старым супергосударствам обязательно придут новые. Вопрос: будет ли эта трансформация мирового порядка бескровной?

Интервью было достаточно необычным хотя бы уже тем, что отсылало читателя к ранее не публиковавшимся вечным книгам человечества, и, конечно, не могло не украсить очередной номер журнала. Однако с тех самых пор в официальных научных кругах Плукшин окончательно заработал себе репутацию выскочки, идущего на поводу у падкой на чудеса толпы. Как ни парадоксально, но это дало возможность Вилорику Рудольфовичу в одночасье превратиться в непризнанного гения и кардинально улучшить материальное положение.

В перестроечном Союзе и затем уже в новой России Плукшин принялся читать платные лекции. О его научной деятельности общественности почти ничего не было известно, да это и мало кого интересовало.

Мир вступил в предсказанную Вилориком Рудольфовичем полосу геополитических перемен. Советская наука приходила в упадок. Все держалось на преданных делу людях, совершающих подвиги ежедневно и ежечасно, поскольку они не переместились на рынки, не уехали за границу, а продолжали изыскания несмотря ни на что. Плукшин принадлежал к числу таких людей. Его главной страстью стал поиск древних артефактов, а также перевод и трактовка вновь обретенных рукописей. Плукшин мечтал написать собственную историю цивилизации, избавить науку от пут служения каждому новому правителю…

Были времена, когда хорошо осведомленные коллеги считали его активным членом «ордена» так называемых модернистов — верующих ученых, стремящихся объединить науку и религию в целях современного толкования истории веры. Они предлагали официально пропустить церковные догмы через призму достижений науки. Между прочим, за подобную ересь еще в XIX веке Ватиканская инквизиция сурово наказывала своих братьев-отступников в темницах.

Модернисты считали, что Ватикан совершает смертельную ошибку, поскольку политика замалчивания, утаивание фактов из истории религии, жизнеописания Иисуса Христа и апостолов, трактовка событий с точки зрения мироощущения средневекового человека ведет к кризису веры. И наоборот, соединение веры и науки поможет его преодолеть. Их единение в поиске истины, а не простое «мирное сосуществование», позволит провести во всем христианском мире внутренний крестовый поход, бескровное воцерковление миллионов заблудших душ…

Считается, что движение модернистов формально прекратило свое существование со смертью его самых активных участников: директора семинарии Сен-Сюльпис в Париже Джона Хогана и знатока древнееврейского языка отца Альфреда Луази. На самом деле его расцвет пришелся на ранние годы правления папы Льва XIII, который совершил неслыханное: допустил ученых в святая святых — архивы Ватикана.

Без помощи церкви изыскания в вопросах веры вели к безбожию, а при ее содействии — к эволюции религиозных догматов. Ватикан счел последнее еще большим злом и не нашел ничего лучшего, как отгородиться от мира, осудив любое отступление от признанных официальной церковью постулатов. Преемник Хогана на посту директора семинарии Сен-Сюльпис даже запретил слушателям читать газеты, а папа Лев XIII, спохватившись, основал Папскую библейскую комиссию, в обязанности которой входил строжайший надзор за деятельностью теологов.