Путь Проклятого - Ян Валетов

Семь минут до девяти. Снова мучительно захотелось выпить. Одна ошибка…

«Ах, мой милый Августин! Августин! Августин!»

Он схватил трубку так, что едва не смял в руках тонкий металлический корпус. Наконец-то! Закрытый номер! Это Рик! Это Рик!

Перед тем, как нажать на кнопку ответа Вальтер сдержал дыхание, чтобы не вздохом, ни интонацией не выдать степень своего возбуждения.

– Да, Рик!

– Ты где? – спросил канадец без приветствия.

– Сижу возле моря, в Эйн Бокек.

– Выезжай к нам. Шлю тебе координаты по СМС.

– Что стряслось, Рик?

– Все стряслось, Вальтер. Мы наткнулись на ребят…

– Они не нашли эту троицу?

Канадец кашлянул в трубку, как-то странно кашлянул. Словно подавился смешком.

– Ну, почему же… Скорее всего, нашли…

Трубка в руках урожденного Карла Шульце зажужжала, и он автоматически глянул на экран – широта, долгота.

– Ну и… – спросил он, все еще надеясь, что Рик сообщит не очень плохие новости.

– Они все мертвы, Вальтер, – сказал канадец и снова кашлянул, но теперь так, будто его тошнило. – Все четверо. Судя по всему, их убили ночью. Похоже, у нас серьезные проблемы. Мы ждем, приезжай.

Греция, остров Патмос,

монастырь Иоанна Богослова

Сентябрь 2007

В хранилище стоял запах старых книг, пыли и дерева.

Рувим Кац принюхался. Да, точно – дерева! Полки и шкафы в старой библиотеке были сделаны из старой древесины, над которой, несмотря на все меры предосторожности, за сотни лет немало поработали древоточцы. Такие доски могли пахнуть только трухой, но они источали слабый запах настоящего дерева.

В новом зале, через который Каприо с гордостью провел гостя, все было сделано по последнему слову техники: алюминиевые стеллажи почти до потолка, система электронного учета экспонатов, библиотечные лестницы на электрическом приводе, пневмодоставщик, компьютерный заказ… Но, если говорить о личных пристрастиях профессора Каца, то, несмотря на все удобства, новый зал напомнил ему операционную или морг с разложенными в абсолютном порядке телами – каждое в своем ящике, в пластиковом мешке на молнии, с биркой на холодной, с почерневшими ногтями, ноге. Здесь же, в плохом освещении старого зала, между поеденными жучками полками он почувствовал себя в привычном мире.

Библиотека монастыря святого Иоанна Богослова была поистине жемчужиной, сохранившейся с одиннадцатого века и до наших дней. Построенный на месте древнего храма то ли Афины, то ли Артемиды, профессор запамятовал, монастырь был не только местом жизни и служения для монахов, но и крепостью, которая с успехом противостояла набегам на остров, успешно скрывая за многометровыми стенами жителей Патмоса. Благодаря фортификационной мощи монастыря за его стенами сохранились манускрипты дохристианской эпохи, переданные под покровительство святого Иоанна из других, менее неприступных обителей. Древних рукописей было настолько много, а обитатели монастыря обращались к ним настолько редко, что некоторых пергаментов рука человека не касалась с того момента, как много веков назад они легли на эти полки. Вот почему здесь пахло библиотечной пылью, высохшей кожей да старой ветхой бумагой… А вот запах дерева… Этого Рувим объяснить не мог, но с удовольствием вдыхал тонкий, живой аромат, наслоившийся на запашок библиотечного тлена.

Чезаре Каприо

– Нам удалось разобрать только процента три-четыре, – пояснил шагавший впереди Чезаре. – С рукописями и старыми пергаментами работать гораздо сложнее, чем с книгами. Каждая третья нуждается в услугах реставратора, каждой пятой уже нужен реконструктор. Ветхие, высохшие, поврежденные… Веришь ли – понадобится минимум лет двадцать, чтобы все систематизировать, перевести на электронные носители.

– Книги вы все рассортировали? – спросил Кац.

– Куда там! – Каприо махнул рукой. – Треть. Треть за пять лет постоянного труда… Нам нужно гораздо больше людей. Приезжают добровольцы из разных стран, по согласованию с настоятелем, конечно, и с самыми лучшими рекомендациями. Без их помощи результаты были бы куда скромнее…

– Воруют? – поинтересовался профессор Кац.

– Воруют, – вздохнул Чезаре. – Были случаи. Такая коллекция, mamma mia, конечно же были попытки. Некоторые из этих бумаг стоят просто нереальных денег. Есть коллекционеры, которые готовы платить сумасшедшие суммы за оригинальные письма исторических личностей…

– Ну, представляю себе, сколько стоит неизвестное письмо Сенеки к Луциллию… – Кац улыбнулся, но старый приятель так печально глянул на него через плечо, что Рувим проглотил смешок.

– Боюсь, что даже не представляешь, – сказал Каприо с грустью. – Мы поймали троих. А скольких не поймали?

– И у всех пойманных на воровстве были превосходные рекомендации?

– И не сомневайся.

– Поэтому меня поселили за воротами обители?

– Ну, да, – подтвердил Чезаре с грустью. – Поэтому. И с меня взяли слово, что я от тебя на шаг не отойду…

– Даже если мне надо будет в туалет? – не удержался Рувим.

Каприо кивнул. Ему явно было неудобно.

– Не переживай, дружище, – подбодрил его профессор Кац. – Никаких проблем. Будем ходить вместе, взявшись за руки. Обещаю, что не уйду без тебя, даже если мне захочется по-большому!

Чезаре в ответ улыбнулся, но улыбка получилась невеселой.

– Нам сюда, – он указал рукой в один из бесчисленных поворотов между стеллажами.

Они свернули и, пройдя между полками, буквально набитыми огромным количеством каких-то папок, свитков, свертков, просто перевязанных стопок ветхих листов, оказались на небольшой площадке, расположенной как раз под высоким стрельчатым окном. Через мутноватые от времени стекла, пробившись сквозь тонкий переплет, в полумрак врывался могучий столб солнечного света, в котором вьюжно кружились пылинки. В центре освещенного круга стоял большой, грубо сработанный стол, буквально заваленный рукописями. На краю столешницы примостился лэптоп, глиняная чашка да блюдце с надкушенным яблоком на нем. Из-под бумаг виднелся уголок мощного сканера, а между ножек тяжелых, явно самодельных стульев вились и уползали червями в полумрак добрый десяток разного рода проводов.

– Твое гнездо? – Рувим огляделся вокруг.

– Угадал. Присаживайся.

Стул весил почти тонну. Ну, или полтонны, как минимум. Рувим подволок поближе массивное изделие монашеских рук и подумал, что пользование стульями из местной мастерской надо налагать как епитимью, во искупление грехов. Самый заядлый грешник взмолился бы через неделю переноски такой вот мебели.