Три недели с принцессой - Ванесса Келли

– Это же то самое место, куда я брал тебя, когда ты была совсем маленькой, – сказал он, поднося монету к свету.

– Не такой уж маленькой, – возразила она.

– Тебе было всего девять лет, – напомнил ей Джек.

– Ну да, ты прав, – буркнула Лия, явно недовольная: похоже, он и сейчас считает ее маленькой девочкой.

– И ты была довольно неряшливой, насколько мне помнится, – пошутил он.

– Теперь ты говоришь прямо как бабушка.

Он протянул руку и потянул за один из локонов, свисавших ей на щеку.

– Я просто дразнил тебя. Серьезно, Лия, эта монета в отличном состоянии. Ты уверена, что хочешь отдать ее мне?

– Конечно, – ответила она, уязвленная тем, что он мог допустить, что она передумает. – Я же сказала, что это рождественский подарок тебе.

Когда он изучающе посмотрел на нее, она ощутила странную неловкость, словно он увидел в ней нечто новое.

– Спасибо тебе, милая девочка. – Джек спрятал монету во внутренний карман мундира. – Я всегда буду носить ее с собой, как талисман на удачу.

– И она будет напоминать тебе обо мне, когда ты будешь далеко.

– Глупышка. Разве я смогу когда-нибудь забыть тебя?

Если бы только она могла в это поверить.

– Правда?

– Конечно. Ты мой самый лучший и дорогой маленький друг.

Она еле сдержала горестный вздох.

Когда часы на каминной полке тихо отбили четверть часа, Джек недовольно поморщился.

– Тебе нужно идти, – сказала Лия.

– Да. Мне очень жаль. Прости.

Лия поднялась с кресла.

– Не глупи. У тебя будут неприятности, если ты еще задержишься.

Он взял ее за руку и подвел к стеклянным дверям, ведущим на террасу и в сад за домом. Отсюда можно было пройти на тропинку, уходящую к коттеджу «Колокольчик».

– Иди прямо домой, – сказал Джек, открывая двери. – Не задерживайся, пытаясь подсмотреть, как проходит праздник. Понятно? Иначе ты опять замерзнешь.

– Хорошо, Джек, – покорно ответила она. – Не надо обо мне беспокоиться.

Она сама могла позаботиться о себе, но его участие и забота согревали ее сильнее любого огня.

– Обещаю, что зайду к вам с бабушкой в День подарков[1], – сказал он.

Лия улыбнулась и выскользнула за дверь, на мгновение остановилась и тихо произнесла:

– Уже поют рождественские гимны.

Он вышел за дверь и встал рядом с ней на широкой террасе, где каменный пол был очищен от снега. Когда он машинально положил руку ей на плечи и чуть притянул к себе, у Лии перехватило горло от внезапно нахлынувших чувств.

Из центрального холла доносились восторженные, хотя и несколько фальшивые звуки гимна «Радуйся, мир».

Лия подняла взгляд к небу, темно-синему своду с яркими блестками звезд, и удивленно ахнула:

– Ты только посмотри на это!

Джек проследил за ее взглядом и рассмеялся. Это была падающая звезда, да не одна: за первой понеслась вторая, затем еще и еще, словно их выпустили из ствола пушки.

– Скорее, Лия, загадай желание! – воскликнул Джек.

Ей на ум мгновенно пришло аж два желания: первое – чтобы Джек вернулся домой невредимым, какие бы трудности и опасности ни встретились ему на пути; второе – чтобы однажды они вот так же стояли на этой террасе, но уже как взрослые мужчина и женщина. И тогда она наконец скажет ему, что любит его всем сердцем.

– А ты успел загадать желание? – прошептала Лия.

– Да.

– Ты скажешь мне, какое?

Он чмокнул ее в макушку, прежде чем уйти.

– Нет. Если скажу, оно не исполнится, а кроме того, ты наверняка рассердишься.

Она ткнула его в бок.

– Ты действуешь мне на нервы, Джек Истон.

Он улыбнулся ей, невероятно красивый, и легко сказал:

– Да, знаю, но я заглажу свою вину в следующий раз.

– Обещаешь?

– Зуб даю!

– Тогда до скорого свидания! – сказала она, сбегая по к лестнице в сад.

– Лия!

Она оглянулась через плечо, и Джек весело пожелал:

– Счастливого Рождества!

И опять у нее перехватило горло, так что она не смогла произнести ни слова, и просто махнула рукой, прежде чем ускользнуть в темноту зимней ночи.

Йоркшир

Июль, 1816 год

– Как он допустил, чтобы все обернулось такой катастрофой? – воскликнул Джек, отодвигая в сторону бухгалтерскую книгу.

Каждый раз, вновь просматривая чертов гроссбух, он питал слабую надежду, что положение дел не так плохо, как ему показалось, и каждый раз ошибался.

Большая толстая учетная книга в кожаном переплете была лишь одной из нескольких ей подобных, бессистемно сложенных перед ним на письменном столе в библиотеке. По другую сторону этой кучи книг сидел Аттик Линдзи, вдовец средних лет, чье доброе лицо и мягкие манеры сочетались с острым проницательным умом. Он долгое время служил управляющим в поместье Стоунфелл и слыл достойным всяческого уважения и даже восхищения. И вполне заслуженно, потому что многие годы безропотно улаживал финансовые проблемы и умудрялся смягчать некоторые из негативных последствий. Но сейчас даже деловая хватка Линдзи и преданность семье маркиза больше уже не могли помочь избежать неотвратимого.

Благодаря дяде Джека, прежнему маркизу Лендейлу, Стоунфелл-Холл оказался на грани разорения, как и все фамильное достояние семьи Истон.

Управляющий попытался произнести что-нибудь утешительное, но ему это не удалось.

– Все в порядке, Линдзи, – в конце концов сказал Джек. – Я понял, что мы балансируем на краю пропасти. Единственный вопрос сейчас – как нам из этого выбраться.

Линдзи скривил губы.

– Есть несколько способов, которые можно испробовать, милорд. Например, мы можем вырубить оставшиеся деревья с ценной древесиной в фамильном лесу. Выручка от их продажи поможет сдержать кредиторов до следующего квартала.

Джеку очень не понравилась эта идея. Ведь так много благородных деревьев было уже потеряно! Леса Стоунфелла были когда-то самыми обширными и густыми в этой части Йоркшира, но теперь превратились в жалкое подобие былой славы.

– Нет, на это мы пойдем только в самом крайнем случае, – сказал он. – Надеюсь, что урожай в этом году будет лучше и доход от его продажи позволит нам продержаться.