Иероглиф зла - Марина Серова

– История, как я понимаю, имеет продолжение? – поинтересовалась я. – Вы говорили, случилось несколько подобных происшествий?

– Именно так, – подтвердила Маргарита. – И это самое продолжение наступило на следующий же день. Как всегда, в два часа дня начиналось очередное занятие. Сэнсэй всегда немного опаздывает на уроки – он перед парой заходит в столовую напротив здания, где находится языковой центр, и мы частенько его ждем. Но дольше, чем на десять минут Юрий Алексеевич не задерживается, мы даже собирались все приходить в начале третьего, чтоб не ждать. Сэнсэй быстро прошел к аудитории, поздоровался с нами на японском языке и открыл дверь. Я положила сумку на стол и стала доставать тетрадку, как вдруг заметила, что на столе Юрия Алексеевича лежит белый конверт. Вчера его не было, и насколько я знаю, никто, кроме нашей группы, сейчас в аудитории не занимается. Сэнсэй тоже увидел конверт, и было видно, что он удивлен не меньше моего. Он взял в руки послание, повертел, пожал плечами – вроде непонятно, от кого и как оно сюда попало. Мне показалось, что ничего хорошего в конверте быть не может – особенно после вчерашней посылки. Остальные ученики тоже смотрели с любопытством, сэнсэй даже не велел нам открывать тетради, так как был заинтригован, как и мы. Он распечатал конверт и вытащил открытку. Я разглядела, что на ней нарисован довольно унылый пейзаж – на мрачно-сером фоне темно-желтые колосья и скрюченное дерево, на котором осталось несколько пожухлых листочков. Скорее всего, художник изобразил позднюю осень, безрадостную и гнетущую. Сэнсэй перевернул открытку и погрузился в чтение. Я поняла, что надпись на японском языке – Юрий Алексеевич несколько раз посмотрел в словарь. Мне было очень интересно увидеть, что написано на обратной стороне рисунка, но я не могла проявить подобную наглость и заглянуть в послание, а сэнсэй вслух не прочел его. Очевидно, он перевел надпись и положил открытку на стол. Мне удалось улучить момент, когда Юрий Алексеевич ненадолго вышел из кабинета набрать воды, и я подсмотрела в открытку. И в самом деле, надпись была на японском – я быстро сфотографировала ее на телефон, вот…

Маргарита вытащила мобильник и нажала на кнопку просмотра снимков, после чего протянула его мне. Я увидела плохого качества фото белой бумаги с какими-то прямыми закорючками-иероглифами. Несмотря на мои обширные познания иностранных языков, японским я свободно не владела, поэтому для меня фотография не несла никакой информации. Я вернула мобильник Маргарите.

– Дома я кое-как перевела послание, – сообщила мне девушка. – Это трехстишие какого-то японского поэта. Не знаю, как в оригинале, но перевод звучит примерно так:

– Не очень жизнерадостно, – хмыкнула я. – А фото картинки у вас нет?

– Я не решилась перевернуть открытку, – покачала головой девушка. – Чтоб никто из одногруппников не подумал, будто я лезу не в свое дело… Пришлось сделать вид, что куклу сувенирную фотографирую. Сэнсэй, естественно, ничего не сказал насчет открытки, продолжил занятие. Если это важно, то мы проходили тему «Погода». После записи новых слов и нескольких иероглифов – в японском они называются «кандзи», я уже говорила, – нам теперь надо было составить короткие рассказы про летнюю, осеннюю, зимнюю и весеннюю погоду. На это давалось пятнадцать минут, после чего требовалось прочитать, а лучше рассказать свои сообщения. Когда до меня дошла очередь, я рассказала про осень – описала на японском языке картинку, изображенную на открытке. Никто из учащихся не понял моего намека, зато сэнсэй, как мне показалось, немного занервничал, но взял себя в руки. Я это сделала для того, чтоб еще раз убедиться, что открытка, как и маска бога смерти, для Юрия Алексеевича – полная неожиданность. Он, конечно, попытался обратить все в шутку – сказал что-то про красоту ранней осени в Японии, вроде там красивые пейзажи, даже живописнее, чем в России. Только пусть думает, что может провести остальных студентов, а я сразу поняла, что сэнсэй встревожен. Лично мне кажется, что оба эти случая связаны между собой. И посылка, и стихотворение предназначались именно Юрию Алексеевичу, а не кому-то из его учеников. И оба послания так или иначе затрагивают тему смерти и загробного мира.

– Может, кто-то и правда решил подшутить? – предположила я, сама не веря в подобную догадку. – Сейчас полно молодежи увлекаются анимэ, насколько я знаю, пользуется успехом «Тетрадь смерти». Возможно, кто из учеников и возомнил себя персонажем этого, скажем, японского триллера?

– Вы верно заметили, в основном люди интересуются только японскими комиксами и фильмами, – согласилась со мной Маргарита. – Да и сам сэнсэй поощряет косплееров – ну, тех, кто участвует во всяческих шествиях, перевоплощаясь в персонажей своих любимых анимэ. Только в нашей группе таких ненормальных фанатов нет – конечно, школьники идут на курсы по большей части потому, что хотят смотреть фильмы в оригинале, но некоторые мечтают переехать в Японию. Была у нас одна девушка, которая просто бредила японскими сериалами – вроде «Наруто», «Сказки о хвосте феи» и прочими. Но она долго не проучилась – поняла, что изучать японский язык – это не развлекательные анимэ смотреть, ей быстро наскучили упражнения и диалоги, и она перестала ходить. Хотя сэнсэй к ней по-прежнему хорошо относится, он человек толерантный, несмотря на то, что уже пожилой. Понятия не имею, сколько ему лет – но энергии в нем хоть отбавляй. Ума не приложу, как здоровья хватает не только целыми днями преподавать, но еще и организовывать всяческие мероприятия. Везде, где дело касается Японии, сэнсэй принимает живейшее участие. Честно говоря, я никогда не встречала столь активного человека. Представляете, во время учебного года у него нет ни одного выходного! Даже в воскресенье – группа по японскому языку и курсы флористики. И летом вот с нами занимается…

– А семья-то у него есть? – поинтересовалась я. – Жена, дети? Если он уже немолодой, судя по вашим словам.

– Насколько я знаю, Юрий Алексеевич не женат, а детьми своими считает учеников японского языка. Где он живет в Тарасове, мне тоже неизвестно, но думаю, дома он особо не сидит. В лучшем случае ночует, а с утра до позднего вечера – весь в работе.

– Кроме этих двух случаев, странных посылок, других угроз сэнсэю не было? – уточнила я.

Маргарита отрицательно покачала головой.

– Странно, – протянула я задумчиво. – Если кто-то хочет убить вашего сэнсэя, почему бы это не сделать, когда он находится в одиночестве, скажем дома? Предполагаемый злоумышленник посылает угрожающие послания в аудиторию, где проходят занятия. Не легче ли подкараулить Кузьмина поздно вечером, когда он возвращается с работы, и спокойно отправить его на тот свет? А вместо этого преступник или злой шутник работает на публику – не боится угрожать сэнсэю в присутствии других людей. Логично предположить, что цель нашего невидимки – запугать Кузьмина, а не убить его сразу.

– Я сама понятия не имею, зачем все это, – проговорила рассеянно Маргарита. – Вы правы, сэнсэй не пользуется услугами телохранителя, личного водителя у него тоже нет. Я как-то возвращалась с ним и Александром, который тоже ходит на курсы, из музея на автобусе. То есть проследить за Юрием Алексеевичем и напасть на него труда не составит. А вот посылать стихи на японском и недешевую маску бога смерти из Японии – совсем другое дело. Евгения Максимовна, я очень переживаю за сэнсэя. А особенно боюсь предстоящего фестиваля – мне кажется, там должно случиться нечто жуткое… Не знаю, откуда у меня это ощущение, было бы гораздо лучше, если б это было мое разыгравшееся воображение, а посылки – действительно розыгрыш. Вот только если мои опасения подтвердятся, я ни за что не прощу себе, что не помешала этому, не предотвратила… Вы можете помочь мне? Я знаю, сколько стоят ваши услуги, конечно, мне будет накладно, но я очень уважаю сэнсэя и не хочу, чтобы с ним что-то случилось.