Перфекционистки. Хорошие девочки - Сара Шепард

– Поздравляю с поступлением, – тихо сказал Блейк. – Я тобой так горжусь.

Мак вскинула голову.

– Откуда ты знаешь, что я поступила? – Блейк моргнул. Вид у него был виноватый. Тут Мак догадалась: он узнал от Клэр. А это значит, что они все еще общаются.

– Мне сказала Клэр, но это было последнее, о чем мы говорили перед тем, как расстаться, – быстро пояснил Блейк, будто подслушав мысли Мак. – Это потрясающе, Макс. Ты правда это заслужила. – Он придвинулся ближе. – Что мне сделать, чтобы ты меня простила? У меня есть хоть малейший шанс?

Мак почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Еще несколько дней назад она бы все отдала, чтобы услышать от Блейка эти слова: что он хочет быть с ней, что он выбрал ее. Он так долго был для нее недостижимым идеалом – таким желанным, но недоступным.

Но теперь все это было в прошлом. Теперь он был просто предателем. Неужели он не понимает? Как она может доверять ему после того, что он сделал? Как он может снова стать тем идеальным Блейком, о котором она так долго мечтала?

Она закрыла коробку.

– Шансов нет, – выпалила она, схватила невскрытый конверт и пошла в дом.

Захлопнув дверь, она оставила все мысли о Блейке позади.

В понедельник за дверью спальни Джулии Реддинг раздался хриплый голос:

– Джулия!

Джулия перевернулась на другой бок, натянула на голову одеяло и велела себе снова заснуть. На мгновение воцарилась тишина, но потом снова послышались крики: «Джулия? Джулия!» Теперь они звучали еще настойчивее.

Раздраженно фыркнув, Джулия откинула белоснежное одеяло и уселась на безупречно застеленной постели. Шелковая ночная рубашка приятно холодила кожу. Сквозь тонкие шторы лился мягкий утренний свет. За окном весело щебетали птицы, приветствуя новый день, в комнату проникал нежный ветерок, ласково обдувавший лицо. В комнате царил идеальный порядок, как и накануне вечером. Вид портили только скомканные джинсы James и серый кашемировый кардиган (и то и другое из коллекций прошлого сезона, куплено в секонд-хенде), которые она стащила с себя и бросила на пол перед тем, как завалиться в постель.

Все вокруг обещало чудесный, идеальный день… но у Джулии на душе было тягостно и мрачно. За дверью мяукали и скреблись кошки – целая туча кошек. И снова раздался отчаянный крик матери.

– Джулия!

Она рывком вскочила с постели и рассерженно направилась к двери, мимо гостевой кровати, на которой обычно спала ее лучшая подруга Паркер. Прошлой ночью Паркер не пришла – опять.

Джулия распахнула дверь. Бесценную, дражайшую, любимую дверь – единственное, что отделяло ее от мира матери. Единственное, что позволяло сдержать распространение бардака, не позволить ему проникнуть на ее территорию. Когда дверь открылась, в нос ей ударил запах гниющих газет, немытой посуды с присохшими остатками еды, банок из-под кошачьих консервов и сырых тряпок. Она судорожно сглотнула, подавляя рвотный рефлекс.

– Ну что еще? – крикнула она матери, которая стояла в тесном коридоре. При виде того, как исказилось полное лицо миссис Реддинг, на Джулию накатило чувство вины, но она подавила его. Мало ей других забот, не хватало еще переживать по поводу матери. Джулия потерла лицо руками, стараясь усилием воли вернуть себе невозмутимость. Безрезультатно. Максимум, чего ей удалось добиться, это внешнее спокойствие. Джулия сделала несколько глубоких вздохов.

– Что такое, мам? – Теперь ее голос звучал сдержанно и нейтрально.

Миссис Реддинг откинула с лица прядь грязных волос.

– Уроки уже начались, если ты не в курсе, – рявкнула она. – Но раз уж ты все равно опаздываешь, зашла бы в магазин за диетическим «Спрайтом» и кошачьим наполнителем.

Джулия сжала зубы.

– Не могу. Я больше никогда не выйду из дома.

– Это еще почему?

Джулия отвела глаза. «Вообще-то из-за тебя. Из-за того ужасного письма про тебя, которое кое-кто разослал всем в школе».

Она так и видела насмешливые лица одноклассников. Наверняка все уже успели прочитать письмо Эшли Фергюсон. Она так и представляла, какие прилипчивые прозвища нацарапают на ее школьном шкафчике: Грязнуля Джулия, Королева помойки и, самое страшное, Пусси Галор[1]. Ведь именно так ее дразнили в старой школе.

Так что в школу она больше не вернется, ни за что на свете. Не хотелось признавать, но по части превращения чужой жизни в ад Эшли переплюнула самого Нолана Хотчкисса. Ах да, еще и вся эта ерунда с убийством Грейнджера. Вчера вечером история просочилась в прессу, и теперь о ней наверняка судачит весь Бэкон. А если в школе узнают, что Джулия и остальные девочки оказались в числе подозреваемых? В Бэконе всегда каким-то образом распространялась даже та информация, которая должна была оставаться строго конфиденциальной. Она уже слышала шепоток: «Мало того, что Джулия Реддинг живет на помойке, так она еще и убила Нолана Хотчкисса и своего учителя! Вы слышали, что ее арестовали?»

История с Грейнджером не давала ей покоя. Только они решили, что нашли убийцу Нолана, как их подозреваемого убили. Было ли это делом рук того же человека, который убил Нолана? Того, кто подставил их в первый раз? Но кто бы это мог быть? У каждой из них были свои личные враги – взять хотя бы ту же Эшли Фергюсон. Но кто ненавидел их всех сразу?

Джулия вздохнула, вспомнив, что так и не ответила на вопрос матери о том, почему не пойдет в школу.

– Потому что в школе меня теперь все ненавидят, – безучастно сказала она. – Потому что все кончено.

Мать пожала плечами. Ее такой ответ, похоже, удовлетворил.

– Ну, мне все равно нужен наполнитель и диетический «Спрайт», – сказала она. – Уж за этим-то ты можешь сходить.

Нет бы спросить у Джулии, что стряслось. «Раз, два, три…» Джулия считала про себя, прибегнув к проверенному методу самоуспокоения. Вдруг она почувствовала, как по ее ноге скользнуло что-то мягкое и пружинистое, и едва не завопила. Одна из шелудивых тварей ее матери пыталась пробраться к ней в комнату.

– Брысь, – буркнула Джулия, выпихивая кошку ногой обратно в коридор. Та истошно завопила и скрылась в коробке, на которой сидела еще одна кошка – черная, которую мать звала Блестяшкой. Третья кошка, одноглазая, со свалявшейся шерстью, сидела в лотке посреди коридора, пристально уставившись на них.

Джулия повернулась к матери. Хватит с нее.

– Прости, – сказала она, – никакого «Спрайта». Никакого наполнителя. Сходи сама.

Миссис Реддинг открыла рот от удивления.

– Что-что?

Лицо Джулии перекосилось. Она уже очень, очень давно не говорила матери «нет». С тех пор, как патологическое накопительство миссис Реддинг расцвело пышным цветом, проще было во всем идти у нее на поводу. Ну, и посмотрите, к чему это привело: Джулии годами приходилось прятаться и прибегать к немыслимым уловкам, чтобы никто не узнал, где она живет. Она так старалась создать себе идеальный, безукоризненный имидж, чтобы никто никогда не узнал правды. Но теперь вся накопившаяся обида прорвалась наружу, заставляя ее кипеть от злости.