Нить Ариадны - Наталья Андреева

Боясь мужчин, я изучила их досконально. По величине паузы, которую они делают, представляясь, можно судить о степени их интереса: легкий флирт или приглашение на ужин. Это надо пресекать сразу:

– Очень приятно. Ариадна Витальевна.

– Ну, знаете! – Его лицо пошло пятнами.

– Я знаю. Не надо так волноваться, Павел Юрьевич. – Я сразу установила дистанцию: не сделала паузы между «Павел» и «Юрьевич», как он того хотел. Ни малейшей. – Вы хотите любыми способами доказать, что я убила свою мать, а я этого не делала, но доказывать ничего не буду. Почему правда нуждается в доказательствах, а ложь нет? Лжи почему-то все и так верят. Можете объяснить почему?

– Я не собираюсь вам ничего объяснять! – рявкнул он. – Если вы еще не поняли: вас допрашивают!

– Тогда это надолго, – печально вздохнула я.

Мне стало его жаль, честное слово. Хромой щенок стоял у ведра с водой и с жалостью смотрел на того, кто его утопит.

Сразу скажу: занятие это бесполезное. Врать я не умею и даже не пытаюсь этого делать. Но все давно уже уверены, что правду не говорит никто, никогда и нигде, поэтому и меня подозревают Бог знает в чем. В глупости, высокомерии, цинизме… Я уже перечисляла, см. выше.

Я их прощаю. Ау, слышите? Я вас прощаю! Вы в этом не виноваты! Что вообще взять с людей, которые ежедневно видят рекламу? Если не видят, то слышат. Если не слышат, то она дышит им в спину, настырно лезет в их мобильные телефоны, в электронную почту, в общем, в мозг. Она вся – сплошная ложь. Люди не виноваты, что заодно с ней подозревают во лжи всех и вся. Они ведутся на рекламу, а потом плюются от омерзения. И опять ведутся. И вновь плюются. И опять… Есть ли этому конец? Время покажет, но пока отчего-то не показывает. Это норма жизни: подозрительность.

А у мента еще и работа такая. И повод есть! Поэтому в нашу вторую встречу у него в кабинете он вцепился в меня намертво. Во-первых, сказал:

– Вы меня обманули, Ариадна Витальевна.

– ?..

– Воспользовались тем, что я здесь недавно и еще не вошел в курс дела. – Должно быть, его предшественника уволили за взятки. Или он даже сел. – У вашей матери, оказывается, была причина, чтобы покончить с собой!

– А я разве говорила, что нет?

– Вы говорили, что у нее не было проблем с мужчинами.

– А разве были?

– Как вы тогда объясните, что пару месяцев назад, в начале мая, умер ее любовник? Умер при весьма загадочных обстоятельствах.

Я сразу поняла его взгляд: готовь деньги. Моя мать очень ловко умела это устраивать, а я не умею совсем. Но, видимо, придется научиться.

– Это были не загадочные обстоятельства.

– А что же тогда?..

Я пожала плечами:

– Он умер, и все. Согласна, что смерть сама по себе загадочна. Но только не обстоятельства. Моя мать все-таки писательница. Слова «загадочно» и «обстоятельства», как она бы сказала, из разных весовых категорий.

– У нас допрос, а не урок литературы!

– Извините.

– Тогда я, с вашего позволения, продолжу?

– Конечно!

– В деле записано, – он открыл папку. – «Неудачно упал на садовый нож».

Я вздохнула и спросила:

– Сколько?

– Вы что себе позволяете?!!!

Он вскочил и забегал по кабинету. Я молчала. Я сказала то, о чем он подумал, но он почему-то начал кричать, бегать из-за угла в угол, грозить мне статьей. Я прекрасно знала, чем все закончится: он возьмет деньги. Для этого все здесь так и устроено. И вообще в нашей стране. Все вопят о коррупции, о том, что надо за нее сажать, только других. Сами же преспокойно берут взятки. Чем больше кричат, тем больше берут. Я не наивная девочка, два месяца назад мы это уже проходили.

Теперь умерла моя мать. Разумеется, надо дать.

– Я вас в тюрьму засажу! – прокричал он в последний раз и сел. На стул, разумеется, не за решетку. Пока.

– Что дальше? – спросила я.

– Отвечайте на заданные вопросы.

– Хорошо, задавайте.

– При каких обстоятельствах умер любовник вашей матери?

– Вам не кажется, что это кощунство, задавать такие вопросы? Она все-таки моя мать, – тихо сказала я. – И я страдала.

– Оттого, что ее любовник был моложе вас? – язвительно спросил мент.

Я молчала.

– Я засажу вас за убийство, – пообещал он.

– Сколько? – спросила я.

На этот раз он не кричал. Он вздохнул и спросил:

– Вы, быть может, не знаете, что наша беседа записывается?

– Ах, понятно! – сообразила я. – Делиться не хотите.

Я подумала, что он меня сейчас убьет. Но тогда его посадят. Ах, нет, я забыла! Им же ничего не бывает. Что бы они ни делали, не бывает, и все тут. Но он ведь не может убить меня прямо здесь, в своем кабинете? По его лицу я поняла: не может. И успокоилась. Могу так и продолжать: без пауз.

«Интересно, сколько времени он продержится?» – прикинула я.

– Ваша мать дала взятку, чтобы закрыли дело? – прошипел Павел – без паузы – Юрьевич. – Кто ей помог?

– Некоторые ваши коллеги догадались, что кнопки на телевизионном пульте существуют для того, чтобы переключать каналы, – ляпнула я очередную глупость, потому что он позеленел от злости. – И поэтому они в курсе, кто такая Марина Минина. Это большей частью относится к вашим начальникам, к тем, кто занимает важные посты. Они даже не представляют, как выглядит книга.

– Вы мне угрожаете? – он опять вскочил.

Что с ним прикажете делать? В каждой моей фразе он ищет двойное дно, как в чемодане с контрабандой. Он на сто процентов уверен, что я перевожу запрещенный товар или, того хуже, оружие и наркотики. Его взгляд-рентген тщетно пытается вскрыть воздух. Милый Павел, пауза, Юрьевич! Там нет двойного дна! Я тебе не угрожаю! Просто я собираюсь дать то, что ты хочешь. Ты ведь жаждешь денег? Все жаждут. Так зачем же упрямиться, кричать и топать ногами?

– Вам это дорого обойдется, Ариадна Витальевна.

– Я знаю.

– Сейчас не те времена.

– Что, рубли больше не берут? Не беспокойтесь: у меня и доллары есть. Или вы предпочитаете евро?

– Факт предложения взятки будет зафиксирован в протоколе, – проскрипел он. – Продолжим допрос.

– Хорошо, – легко согласилась я. И закинула ногу на ногу: – Продолжим.

Недавно умерла моя мать, и я ее действительно любила. Я даже готова сесть за эту любовь. В тюрьме, наверное, не так плохо. То есть там плохо, но об этом снимают всякие фильмы с налетом романтики. Говорят, что тюремная дружба самая крепкая. У меня нет вообще никакой. Так, может, попробовать?