Сумеречный клинок - Макс Мах

— Это к какому празднику? — нахмурился Сюртук, он, видно, плохо знал местные обычаи.

— К Йолю, — бросил ему ди Крей. — Сиречь к празднику Солнцестояния.

— А! — сообразил Сюртук. — Вот оно что! Вы тут, видно, короля Дуба чествуете, и все такое… Сидр… — Последнее слово прозвучало неуверенно.

— Сидр, — подтвердил собеседник. — Да только в этом году все не так пошло! Третьего дня шхуна из столицы пришла… Ну, вернее сказать, со штормом она пришла, так капитан сказывал — закрываются проливы…

4

Десятого листобоя 1647 года

В проливе Две Скалы их нагнало дыхание бури. Было холодно и мрачно, дул сильный порывистый ветер, но шхуна, казалось, с трудом разрезает форштевнем тягучую массу вод.

— Шуга, — удивленно покачал головой шкипер, слова срывались с его губ клочьями пара.

— Шуга… Это ж к ледоставу, и где, ради всех святых? В Первых Вратах?! — Он был встревожен, но его спокойная озабоченность быстро превращалась в тягостный страх.

— Даже и не припомню, мастер Керст, чтобы льды добирались до Студеных Ворот раньше зимника. А сейчас, едва лишь листопад…

Шкипер, по всему, был родом с востока и потому звал листобой листопадом, а студень — зимником, но Сандеру Керсту было сейчас не до филологии с географией. Вернее, вопросы географии волновали его куда больше, чем мог вообразить добрый шкипер Халлем Хейг. Если Студеные Врата закроются раньше срока, разразится настоящая катастрофа.

«Черт! Черт! И еще раз черт!» — впрочем, сквернословить он позволял себе только мысленно. Воспитание и положение обязывали его очень тщательно подбирать слова, произносимые вслух, но в душе…

«Проклятье! Ад и преисподняя!»

Сандер Керст мог бы выразиться и куда более замысловато, и ангелы небесные доподлинно знают, вскоре ему понадобилось все его грязное красноречие. Шторм догнал шхуну на полпути между Первыми и Вторыми Вратами, но не стал для них неожиданностью. Шкипер сразу сказал про бурю, едва хлопнули и разом вздулись мокрые полотнища парусов, и под резким порывом холодного, влажного ветра загудели и засвистали на голоса напрягшиеся снасти.

— Это неспроста, — прокричал шкипер сквозь вой ветра. — Идет буря!

И она пришла.

Страх, что почуял в мастере Хейге Сандер Керст, был не случаен. И не слабость натуры была ему виной. Шторм, обрушившийся на шхуну, был преисполнен ярости преисподней и смертоносной мощи. Но, невзирая на страх, посетивший его в преддверии бури, шкипер Хейг оказался отважным человеком и превосходным капитаном. Он не мог укротить ярость стихии, но в его силах оказалось оседлать шторм и пройти на плечах демонов ада сквозь узости Вторых и Третьих Врат. На крыльях бури шхуна Халлема Хейга за сутки пересекла Внутреннее море и буквально как снег на голову обрушилась на портовые власти Аля, не ожидавшие гостей в такую ужасную погоду…

Так было, и, следует признать, Сандер Керст не сплоховал. Он выдержал все превратности шторма вполне по-мужски, оставаясь, что называется, на ногах и в своем разумении. Скрутило его позже, когда наступил откат. Сознание помутилось, хотя и не покинуло мастера Керста вовсе. Тем не менее единственное, что запомнилось ему от первых часов пребывания в Але, это качающаяся земля. Мотало его и корежило не по-детски и еще долго после того, как под каблуками щегольских сапог Сандера оказалась не склизкая деревянная палуба, а мощенная торцевым камнем портовая площадь. Однако даже в таком состоянии мэтр Керст продолжал совершать правильные и полезные поступки. Во всяком случае, окончательно «выздоровев» от приступа ужаса, наложившегося, как следует предполагать, на подавленную силой воли, но никуда не девшуюся морскую болезнь, он обнаружил себя сидящим в маленьком трактире напротив черного хода в краснокирпичное здание приюта «Длань господня», находившегося под патронажем княгини Альм и Ши, владетельницы Аля, Колта и Сорнея. Более того, как оказалось, он успел уже перекусить «чем бог послал», но чем именно, Сандер как-то и не запомнил, выпить водки и познакомиться за выпивкой с мастером Дейри, служившим в приюте истопником и «мастером за все». Основной штат там составляли женщины, так что для мужских рук — особенно если «они растут из правильного места» — всегда найдется немало работы. Впрочем, место было хорошее, тихое и теплое, да и княгиня платила исправно, так что грех жаловаться, но мастер Дейри, собственно, и не жаловался, он изливал накопившиеся в его просторной душе мелкие огорчения маленького человека.

— Вы должны понимать, мастер Керст, — говорил Магнус Дейри, опрокинув очередную стопку крепкой северянской водки. — Женский приют… эт-то вам не мальчишкам задницы драть. Лишнего слова не скажи, и взглядом того… Эт-та стерва Ада, она, знаете ли, она… О! — чувствовалось, что Магнусу не хватает слов, чтобы передать всю силу обуревавших его в этой связи чувств. — Она — о-го-го! Она, знаете ли, спуску никому не даст! Только глянь на девок… или там трубу не вовремя в уборной… Кожу сдерет! Выпьем!

И они выпили, но в голове Сандера уже прояснилось настолько, что алкоголь его не брал.

— А вот еще…

Мастер Дейри любил поговорить, но обычно ему было не с кем. Завсегдатаи трактира, да и немногих других заведений в округе, являлись опасными собеседниками. Скажи неверное слово — а оно не воробей! — и пошли гулять слухи. А дама-наставница Адель аллер’Рипп в этом смысле чиновников Черного кабинета не только за пояс заткнет, но и без горчицы схарчит! И не поморщится, тать! А Магнус, что ж, он человек маленький, ему ли ей перечить! Узнает, что начал болтать, враз угомонит. Мало не покажется. Однако мастер Керст неместный и вообще частный поверенный.

— Так вы, мастер, крючкотвор, выходит?

— Да, я доктор юриспруденции.

— Юрис… что? А, бог с ней! Выпьем!

— Выпьем! А документы? Не могут же их принимать на воспитание без документов? — Вот что интересовало частного поверенного Керста, вот ради чего он пересек бушующее море.

— Бумаги, это да! Все чин по чину! Магистрат, секретари княгини, суд… — Магнус Дейри моргнул, поморщился и протянул руку за вновь наполненной — не иначе как промыслом божьим — стопкой. — Вы что же думаете, мастер… Н-нет, раз вы крючкотвор, то вас следует мэтром величать, или как?

— Пусть мэтром…

— О! Выпьем, мэтр Керст! Божья слеза…

— А…

— Нет, не так, мэтр Керст! Есть, верно, и такие, кто прямо из монастырских приютов… Родились, и все — уже в корзинке на паперти, и хорошо, если имя имеется, а чаще и того нет! Но есть еще и такие, мой господин, кто через стражу и суд поступают… Только тсс! Об этом говорить нельзя, княгиня гневается, да и Ада, курва… Девки, мэтр Керст, шлюхи малолетние, а туда же — в девы-компаньонки, как чистые! Эх!

— Выпьем! — не дожидаясь, пока Магнус сообразит, что сболтнул лишнего, предлагает Сандер. — И где же хранятся эти бумаги?

Бумаги — вот суть того дела, ради которого Сандер Керст бросил жребий, в прямом смысле слова отдавшись на волю волн. Вернее, бумаги — та ниточка, что приведет его к цели, но сама цель…