Ноги из глины - Терри Пратчетт

— Да-да, — махнул рукой Ваймс.

— А в десять вы должны встретиться с председателями городских Гильдий. На этот счет госпожа выразилась очень недвусмысленно. А именно: «И передай, что на этот раз ему не выкрутиться», — сэр.

— Ладно, ладно.

— А еще госпожа просила, чтобы вы постарались никого не злить.

— Приложу все усилия.

— И ваша карета подана, сэр.

— Спасибо, — вздохнул Ваймс. — Кстати, в нашем декоративном озере сидит человек. Вылови его и напои чаем, хорошо? Похоже, перспективный паренек.

— Конечно, сэр.

Карета. О да, карета. Свадебный подарок от патриция. Лорд Витинари знал, что Ваймс любит ходить пешком, и поэтому (очень типичное для него поведение) сделал все, чтобы лишить Ваймса данного удовольствия.

Карета ждала. Двое слуг вытянулись по стойке «смирно».

Сэр Сэмюель Ваймс, командор Городской Стражи, снова взбунтовался. Возможно, он ДОЛЖЕН БЫЛ использовать эту проклятую карету, но…

Взглянув на кучера, он ткнул большим пальцем в дверь кареты.

— Залезай, — скомандовал Ваймс.

— Но сэр…

— Приятное утро, — сказал он, снимая камзол. — Я поведу сам.

«Дарагие мам и пап…»

У Моркоу, капитана Городской Стражи Анк-Морпорка, был выходной. Обычная рутина. Сначала завтрак в каком-нибудь маленьком кафе. Потом письмо домой. С письмами домой всегда была куча возни. Куда интереснее было получать письма из дома с перечислением, где и сколько добыто руды, какие новые жилы открыты, какие пласты еще предстоит разработать. Ну а о чем мог написать он? Разве что об убийствах и тому подобном.

Моркоу пожевал конец карандаша.

«Ниделя апять прошла интересна, — (начал писать он). — Я скачу тут как блаха с синим брюшком, Савсем Сног Сбился! Мы аткрываем новый оффис на Тряпичной улице, рядом с Тенями, што очень удобно, у нас типерь будет неменее 4 оффисов, включая те што у „Сестер Долли“ и Долгой стены, а я все еще идинственный капитан и все мое время занято. Лично я иногда скучаю по той службе што была раньше, когда сдесь служили только Шнобби и сержант Колон, но ведь надворе уже век Летучей мыши. Сержант Колон собирается на пенсию уже в конце этаво месяца, говорит, што гаспажа Колон хочет штобы он купил ферму и што он и сам хочет жызни поспокойнее гденибутъ загородом и Ближе К Природе. Я уверен што вы тоже жылаете ему самого наилучшего. Мой друг Шнобби папрежнему все тот же Шнобби, только последнее время еще шноббнее».

Моркоу с отсутствующим взглядом взял с тарелки недоеденную говяжью отбивную и сунул под стол. Оттуда донеслось благодарное «ам».

«Но я отвлекся. Што у нас исчо новенького? Я помоему уже писал вам о Цепной улице и нашем новом особом отдилении хатя оно пока в Псевдополис-ярде. Правда папрежнему не решен вапрос с формой, ведь стражники должны носитъ форменые доспехи, ватвет на што командор Ваймс гаварит, што преступники тоже не носят форменых доспехов, так што пошли все к ч*рту».

Моркоу сделал паузу. В Анк-Морпорке он провел уже почти два года и все еще стеснялся слова «ч*рт» — это очень многое могло сказать о капитане Моркоу.

«А исчо командор Ваймс говорит, что, рас есть тайные преступники, должны быть и тайные стражники…»

Моркоу опять задумался. Он очень любил свои доспехи. У него даже другой одежды не было. Так что для него сама идея о маскировке стражников была… немыслима. Это все равно что уподобляться пиратам, плавающим под фальшивым флагом. Или тем же шпионам. Однако Моркоу был лояльным стражем порядка, а потому продолжал:

«…Но я думаю што командор Ваймс знает о чем говорит. Он считает пора заканчивать работать постаринке и ловить только тех бидолаг кто слишком туп штобы убежать!! Вобщем скоро у нас прибавиться работы и новых лиц в Страже».

Ожидая, пока сформируется новое предложение, Моркоу взял со своей тарелки сосиску и опустил под стол.

Снова прозвучало «ам».

Торопливо подскочил официант.

— Еще подать, господин Моркоу? За счет заведения!

Все рестораны и закусочные Анк-Морпорка были только рады бесплатно угостить капитана Моркоу, точно зная, что он все равно настоит на оплате.

— Огромное спасибо, но нет. Все было очень вкусно. Вот, пожалуйста… двадцать пенсов, а сдачу оставьте себе, — сказал Моркоу.

— Как поживает твоя девушка? Что-то ее не видно сегодня.

— Ангва? О, она… где-то неподалеку. Но я обязательно передам ей, что ты о ней справлялся.

Гном счастливо кивнул и заспешил по своим делам.

Моркоу прилежно написал еще несколько строчек, а потом наклонился и тихонько спросил:

— Эта лошадь с телегой все еще там, рядом с пекарней Ломозуба?

Под столом кто-то тихо прорычал.

— Правда? Это странно. Все закупщики ушли еще несколько часов назад, а муку и гравий привезут только после обеда. И кучер там же?

Кто-то тихо гавкнул.

— Кстати, слишком хорошая лошадь, чтобы на ней хлеб развозить. И, как правило, кучер вешает на морду лошади мешок с кормом. Так, давай прикинем. Сейчас последний четверг месяца. Когда у Ломозуба день жалованья? — Моркоу положил карандаш и вежливо махнул рукой, привлекая внимание хозяина. — Господин Буравчик, чашку желудевого кофе, пожалуйста. С собой.

Господин Хопкинсон, куратор Музея гномьего хлеба, что в Карусельном переулке, пребывал не в лучшем настроении духа. Во-первых, его только что убили. Однако в данный момент его больше беспокоили крайне неприятные обстоятельства убийства.

Господина Хопкинсона забили насмерть буханкой хлеба. Разумеется, с помощью обычного человеческого хлеба, даже самого черствого, такое не сотворишь, но гномий хлеб вполне может сойти за холодное оружие. Гномы относятся к выпечке как к военной науке. Когда они начинают печь каменные торты, это означает: дело очень серьезно.

— Посмотри только на эту выемку, — пожаловался Хопкинсон. — Корка проломилась!

— КАК И ТВОЙ ЧЕРЕП, — заметил Смерть.

— О да, — откликнулся Хопкинсон. Судя по его голосу, таких черепов можно было запросто набрать десяток за пенни, однако столь прекрасный и редкий экземпляр гномьего хлеба днем с огнем не сыщешь. — Но почему не простой дубинкой? Молотком, в конце концов? Спросили бы у меня, я бы с радостью одолжил.

Престарелый господин Хопкинсон говорил пискливым голосом и носил очки на длинной черной ленте — его дух также был в нематериальном эквиваленте очков, — верные приметы ума, что протирает все поверхности не только сверху, но и снизу и всегда расставляет папки строго по высоте. Смерть и сам был, мягко скажем, одержим своей работой, но сейчас он столкнулся с примером для подражания.

— Это очень плохо, — продолжал господин Хопкинсон. — И какая неблагодарность! Я ведь сам вызвался помочь им с печью. Придется подать жалобу в высшие инстанции.