Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

Вечером я снова был в кабинете полковника Марченко. И опять выслушивал несправедливые обвинения, грубость и придирки. Молчал. Сдерживал себя, чтобы не сорваться, не нагрубить. Выйдя из кабинета, снова встретил Василия Буценко. Он расспрашивал меня о разговоре с Марченко, подбадривал. На душе было скверно.

— Какая справедливость, принципиальность? — вновь и вновь корил я себя. — Критиковать, ругать и наказывать можно таких, как я, мелких сошек, а не таких, как Панкратов. Какой же я дурак! Замахнулся на генеральские лампасы. Да, начальник штаба — коммунист, но только по должности, а не по убеждению. Партийность ему нужна как меч, как щит, чтобы кого-то прижать, наказать, голову отсечь, прикрыться партийным билетом, если нужно. Он всегда останется генералом, и слушать в свой адрес критику, пусть и партийную, тем более от какого-то старшего лейтенанта, — себя не уважать. Прав был начальник политотдела: нервы мне еще помотают порядочно.

За эти несколько дней я уже хорошо осознал, в какую грязную историю влип. В скрытой драке больших чинов друг с другом я оказался простой марионеткой. Конечно, я говорил по убеждению, говорил то, что действительно волновало нас с командиром роты, надеялся своим выступлением снять проблему, хотел как лучше, но получилось совсем наоборот.

Невольно я оказался между служебным молотом и наковальней. В роли молота выступал Панкратов со всем его подчиненным аппаратом, устойчиво сложившейся системой беспрекословного подчинения и многим тем, чего понять мне пока было не дано. Последний разговор с начальником политического отдела немного обнадеживал, но не очень. Полковник Махов прибыл в армию совсем недавно. Как в руководителе, в нем чувствовалась твердая хватка, принципиальность, честность, порядочность, но он был в сложившейся структуре человеком новым, со стороны, да и по своему служебному положению они с начальником штаба стоят рядом. Захочет ли он портить служебные, личные отношения с генерал-майором Панкратовым, причем из-за какого-то замполита роты? Ему тоже скоро получать «генерала», а поэтому — нужен ли ему этот затянувшийся конфликт?

Радовало то, что я должен скоро уехать.

— Получу новое назначение, уеду к новому месту. Хорошо было бы попасть в другую армию, чтобы не видеть больше ни Панкратова, ни Марченко, ни других их холуев. Теперь, после всего этого, я точно буду умнее.

На служебных совещаниях, случайных встречах на территории штаба и городка начальник штаба общался со мною подчеркнуто вежливо, корректно. Он будто говорил с неодушевленным предметом. Глядел на меня и не видел, словно смотрел в пустоту. Это было неприятно, нервы мои были на пределе. Я понимал, что так долго продолжаться не может, что конфликт должен как-то разрядиться. Утешал себя надеждой, что все будет хорошо.

Наконец я получил команду: подготовить командировочное удостоверение сроком на трое суток и убыть в политуправление Ленинградского военного округа.

«Кажется, у этой нехорошей истории наметился счастливый конец», — радостно и облегченно подумал я.

В тот же день я был в кабинете у полковника Кондрашова.

— Готов к беседе и перемене места службы? — спросил он меня.

— Готов.

— Ну, вот и хорошо!

Он задал мне несколько контрольных вопросов по руководящим документам, дал напутственные советы, пожелал успеха. Уже на следующий день я должен был убыть в Ленинград.

Утром Василий Буценко сказал мне, что командующий и член Военного совета армии срочно убыли в штаб военного округа. Причина столь неожиданного вызова пока неизвестна.

— Ты сегодня едешь? — спросил он меня. — Возможно, что там и увидишься с начальником. Желаю успехов и удачной поездки!

В хлопотах, заботах день пролетел быстро. Уже собрался идти домой, готовиться к поездке, как вдруг неожиданно раздался телефонный звонок.

— Ну, что, готов? — вновь услышал я в трубке голос полковника Кондрашова.

— Так точно! — бодро и радостно ответил я ему.

— Зайди ко мне.

Почувствовав в его голосе какую-то тревогу и недосказанность, заволновался.

— Садись, — сказал он мне, когда я вошел в его кабинет.

Помолчал, очевидно, собираясь с мыслями, потом сказал то, что я уже знал от Буценко, что командующий с начальником политического отдела армии неожиданно убыли в Ленинград. А потом добавил то, чего я не ожидал услышать.

— Сегодня нами получена разнарядка из штаба военного округа, согласно которой большая партия военнослужащих срочной службы, офицеров и прапорщиков подлежит срочному откомандированию в распоряжение командующего Ленинградским военным округом. Разнарядка уже пошла в войска, и начальник штаба армии приказал твою фамилию включить персонально в список офицеров-политработников ротного звена. Так что с сегодняшнего дня ты исключаешься из списков личного состава армии и вечерним поездом убываешь в Политуправление военного округа. Сам понимаешь, что это совсем другая командировка и другое предназначение. Поэтому тебе необходимо в оставшееся время переоформить документы, сдать имущество, оружие, рассчитаться и убыть. Это пока все содержится в тайне, но я скажу тебе, что все события связаны с обострением международной обстановки на Среднем Востоке, а точнее — в Афганистане. Я понимаю, что, используя сложившуюся ситуацию, отсутствие командующего и начальника политического отдела, начальник штаба армии очень удачно свел с тобой счеты. Я понимаю это, но ничем помочь не могу. Приказ есть приказ, и его нужно выполнять. Если в оставшееся время командующий или член Военного совета выйдут на связь, я доложу им о принятом в отношении тебя решении. Думаю, что они отменят его, и это будет справедливо. Ну а пока… Мне очень обидно за все случившееся, но, поверь, я бессилен тебе чем-либо помочь.

Я молча вышел в коридор. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»!

Из своего кабинета набрал рабочий телефон жены, сказал, что произошло. Вместо ответа услышал короткие гудки. Положил трубку. Сразу же раздался телефонный звонок. Звонила Люба Демьянова, наша общая знакомая, работающая вместе с женой.

— Гена, что случилось? — спросила она меня.

— Еду в командировку, — как можно бодрее ответил я.

— Поздравляю, но почему твоей жене стало плохо?

— Потому что я еду уже в другую командировку. Я еду в Афганистан!

На улице было уже темно, когда я на служебном автомобиле подъехал к дому. В квартире меня ждали друзья по подъезду. У двери стоял приготовленный женой так называемый «тревожный» чемодан. Настроение у всех было подавленное. Присели за стол, распили бутылку шампанского, я поцеловал жену, дочь, попрощался с друзьями и вышел. Все это заняло не больше часа. Я не знал, что ждет меня впереди, но в одном был уверен: раз в это дело вмешался начальник штаба армии, то ничего хорошего уже не будет. Неизвестность настораживала и пугала.

Да, все так удачно складывалось: за два года чуть не дослужился до замполита батальона. Впереди маячила майорская должность, академия. Каких-то суток не хватило до осуществления заветной мечты. Все было так реально.