Ты – настоящая - Лора Брантуэйт

Виктория автоматически отметила, что слышит совсем незнакомые интонации в голосе Оливера.

Сердце застучало глухо, гулко, предчувствуя беду. Нет, не хочу этого знать, не хочу этого слышать… Она собиралась повернуться и уйти, чтобы убедить себя в том, что все это не то, чем кажется, но… Ноги стали будто бы чужими. Виктория оперлась рукой о стену. Голова ее оказалась близко к двери, слышимость только улучшилась.

Черт. Подслушиваю под своей же дверью…

– Да, в моей машине, как в тот раз. Я же говорил, что не забуду этого… Без тебя моя жизнь не имела бы вкуса…

Негромкий звук удара: Оливер, очевидно, как всегда, вертел между пальцами зажигалку, а тут уронил – вот незадача…

Ох, Виктория, взрослая образованная женщина – ну как можно было быть такой наивной?! Мужчина без каких-либо сексуальных претензий… Которому даже не нужно было объяснять, что болит голова, что был тяжелый день… Ду-ра! Ему же от тебя ничего не было нужно! Мамочка Тори… Какой еще секс с домработницей?!

– Нет! Ты же видела ее! Не смеши меня – «ревную»!..

У Виктории закружилась голова. Она вцепилась пальцами в дверную ручку. Без сил опустилась на пол.

Так? Да, Оливер?

Пошатываясь, она с трудом встала. Встряхнула волосами. Приложила холодные ладони к щекам. Если бы она увидела себя сейчас в зеркале, то удивилась бы: на ее лице не осталось красок. Оно было бледным, словно выточенным из мрамора.

Виктория повернула ключ в замке и с силой толкнула дверь. Она ударилась о стену с грохотом.

Появление с фанфарами! Получите!

Оливер вздрогнул и обернулся. Интереснейший телефонный разговор прервался без ритуала прощания. Такой Викторию он никогда не видел. Безмолвным призраком стояла она посреди комнаты. Внезапно Оливер все понял.

– Это… это совсем не то, что ты подумала, – поспешил он уверить Викторию.

Старо. Пошло. Неубедительно.

Она была в ярости. Ее трясло.

Что же я тебе плохого сделала? Что, скажи? Что? Почему ты так со мной обошелся?

– Убирайся. Немедленно, – ровным голосом велела она.

– Но, Т-тори… – Оливер заикался.

Смешно: человек часто страшится лишиться комфорта. Вот и теперь: «убираться», причем «немедленно», вовсе не входило в его планы.

– Вон отсюда, я сказала!!!

Виктория больше не сдерживала себя. Волна тяжелой, красной ярости захлестнула ее мозг. Виктория схватила фарфоровую вазу, которую Оливер подарил ей на День влюбленных, и запустила ею в голову мужчины. Он успел пригнуться, и «метательный снаряд», просвистев в опасной близости от лица Оливера, разбился о стену. В спину ему ударили осколки.

Оливер примирительно поднял руки.

– Хорошо-хорошо, дорогая. Если ты так настаиваешь…

Виктория, тяжело дыша, рассматривала его.

Дорогая?! Как давно это было. И оказалось ложью, страшным обманом с самого начала.

– У тебя есть ровно час на то, чтобы собрать свои вещи. По истечении этого времени я возвращаюсь и звоню в полицию, если ты все еще будешь находиться в моей квартире.

Виктория повернулась спиной к Оливеру, человеку, с которым полчаса назад была готова связать свою судьбу, и вышла из дому.

Дышать ровнее, вдох – выдох – вдох… Чтобы сердце не выпрыгнуло из груди, не разорвалось.

Ну вот и все кончено!

Надев очки в элегантной оправе и набросив темную, необычайно легкую шаль на волосы и плечи, она пошла по промозглым улицам. Дойдя до кафе на углу, с силой толкнула дверь и вошла.

К салату она и не притронулась. Третья чашка кофе помогла немного прийти в себя.

Виктория прокрутила перед мысленным взором события последних нескольких месяцев и изумилась, как можно было быть такой наивной. Он же меня использовал! Каждый день! Все время! А я – вот уж действительно, если хочешь во что-то верить, то ничто в этом не разубедит! Кроме разговора с Энни! Как же можно было быть такой слепой?!

Виктория перелистнула еще пару страниц ежедневника. Вот и выражение, принадлежащее, по словам Оливера, Наполеону, о женщинах, красивых внутренне и внешне. Виктория записала его по памяти после того вечера, когда они познакомились. Строчки были незамедлительно густо замазаны чернилами. Виктория посмотрела на изуродованный ежедневник и вырвала испорченные листочки.

Жаль, что нельзя вырвать мою боль вот так же из сердца. Раз и навсегда.

Виктория длинными пальцами подхватила оставшиеся корешки страниц и удалила их.

И без следа.

Снова погрузилась в свои невеселые мысли. Одинокая женщина сидела за столиком в кафе. Посетители почти все разошлись. Дымилась чашка кофе – какая по счету, Виктория не помнила. Взгляд ее ярких синих отчаянных глаз уходил в даль, куда не было разрешения войти никому постороннему.

– Мисс, что-нибудь еще желаете?

Виктория вздрогнула и очнулась. Над ней склонился официант.

– Счет, пожалуйста. – Она поняла, что уже давно должна быть дома.

Странно, но ветер, несколько часов назад заставивший ее уйти с улицы, успел совершенно успокоиться. Теперь он жался к ее ногам, обутым в замшевые полусапожки на тонком каблуке, ласковым котенком.

Виктория ускорила шаг. Ее со всех сторон окружало одиночество, она стремилась убежать от него. Но куда? Дома будет еще холоднее. Неуютно. Одиноко.

В квартире было пусто. Уходя, он не закрыл шкаф… Собирался в спешке: на полочке в ванной опрокинуты флаконы с косметикой. Его бритвы там больше нет…

– И не нужно! – Виктория не заметила, что выкрикнула эти слова.

Они гулко прозвучали в тишине пустой квартиры, рождая болезненное эхо в душе Виктории. В самом сердце.

Никогда больше. Все. Стоп. Хватит.

Она бессильно опустилась на краешек ванны. Ее хрупкие плечи сотрясались в конвульсивных рыданиях. Виктория чувствовала себя избитой. И, как спасительную молитву, повторяла:

– Кончилось… Ложь – кончилась. Никогда больше. Никогда не позволю себя обманывать. Мужчины – не единственное на земле, чем стоит интересоваться. Просто это не для меня. Они не для меня.

Виктория жмурилась от яркого летнего солнца. Она сняла темные очки вполлица, неизменную деталь образа, и подставила истосковавшуюся по ультрафиолету кожу жизнерадостным лучам. Легко и приятно было бесцельно шагать по тротуарам и рассматривать вывески и витрины магазинов. Она никуда не спешила. Работа на сегодня была окончена. Домой бежать? Зачем? Все равно там никого нет. Только стены и эхо – гулкое, всепоглощающее. Оно поселилось в квартире три года назад, когда из нее ушел Оливер.

Оливер? Ах, Оливер… Типичный случай. Психологически неблагополучный мужчина, который не может совместить в своей картине мира образ жены-матери и любовницы. Как… неприятно.