Звезда корта, или Стань первой! - Мария Северская

Но Марго знала: ситуацию изменить можно, но только одним способом – отказаться от сотрудничества с ним. Но уход от него означал лишь одно – конец ее спортивной карьеры. Никто не взял бы ее – начинающую спортсменку, без каких-либо достижений и побед, под свое крыло. Это с Федором повезло – он заметил ее на одном из региональных турниров и пригласил в Москву, пообещав, что сделает из нее вторую Штеффи Граф, если, конечно, она сама будет стараться.

И Марго старалась. Наверно, никто так не старался за всю историю тенниса. Она буквально жила во Дворце спорта, где проходили тренировки. Записалась здесь же в тренажерку, в бассейн, часами самостоятельно отрабатывала удары, а дома за легким ужином просматривала записи игр известных теннисистов и делала себе пометки в блокнот. Разбирала ошибки, как учила Татьяна.

В ее жизни не осталось ничего, кроме тенниса. Марго редко звонила бабушке и отцу и еще реже выбиралась в родной город. За первый год ей удалось приехать только один раз – на новогодние праздники. Но этот Новый год стал самым грустным из всех, что она помнила.

Отец тогда тоже приехал, хотя по всему было видно, как тяжело ему находиться дома, в комнатах, в которых, кажется, еще звучит смех его жены. Одному. Без нее.

Наверно, ему большого труда стоило в те дни поддерживать унылые беседы с дочерью и своей матерью, не подавать виду, как ему невыносимо видеть эти стены, улыбаться, когда хочется плакать.

Наверно, поэтому он выдержал дома всего три дня и второго января уехал.

А в новогоднюю ночь они втроем сидели перед телевизором, на экране которого шел праздничный концерт, и радостные люди поздравляли друг друга и желали счастья и любви. Ели вечный оливье и запеченного с яблоками гуся – бабушкино коронное блюдо, – в ту ночь показавшегося совсем невкусным. И каждый – в этом Марго была уверена – вспоминал прежние праздники. Как лепили во дворе снеговиков и играли в снежки, как запускали фейерверки, ходили гулять в центр, пели песни под папину гитару и рассказывали веселые истории.

Им было всегда хорошо всем вместе. Сколько Марго себя помнила, родители ни разу не то чтобы не поругались, но и не поспорили. У них всегда было обо всем одинаковое мнение, словно они и правда были единым целым.

Да и вопреки расхожим байкам о вражде свекрови и невестки, бабушка Марго очень любила ее маму, считала ее своей дочерью и заботилась о ней едва ли не больше, чем о сыне и внучке.

Так что тот новогодний визит домой не стал для Марго отдыхом, не подарил теплых воспоминаний. Напротив, в Москву она вернулась еще более уставшей и измотанной, чем уезжала. И ощущение вселенского одиночества разрослось в ней до невероятных размеров.

Она вернулась в пустую квартиру, к ежедневным тренировкам, к срывающемуся на нее Федору Николаевичу и не сдалась лишь благодаря врожденному упрямству, а вовсе не вере в себя, о которой столько говорила тренер Татьяна.

Если бы в то время кто-то спросил Марго, довольна ли она собой, девушка бы лишь скептически усмехнулась. Как, мол, можно быть довольной человеком, у которого ничего не получается, который никому не нужен и ни на что по-настоящему большое, серьезное не способен? Никак!

И она заставляла себя становиться лучше – день за днем. Шла к цели – идеалу, который себе нарисовала, и не отступала ни на шаг, ни на миллиметр. Хотя теперь, спустя несколько лет, понимала, что это был тогда для нее единственный способ выжить, остаться на плаву, не потеряться в водовороте бед и неудач.

– Ты слишком критично к себе относишься, – говорил отец во время редких их свиданий. – Так нельзя. Себе надо прощать огрехи, позволять слабости, в общем, любить себя. До разумного предела, конечно.

– А где он, разумный предел? – невесело усмехалась Марго. – Да и потом, если, как ты считаешь, прощать себе ошибки, никакого развития не будет.

– Это что еще за глупость? – удивлялся отец. – Прощать – не значит оставлять все как есть. Прощать – это всего лишь не бить себя за малейшую промашку смертным боем, как это делаешь ты.

Девушка лишь рукой махала в ответ:

– Я привыкла так.

Конечно, в глубине души она понимала, что родитель прав, вот только смиряться с его правотой не хотелось. Возможно, потому что в той же глубине души Марго сильно на него обижалась – за то, что он так редко бывает рядом и, кажется, совсем забыл, что она хоть и взрослый, но все-таки ребенок. Его ребенок.

Вот и сейчас, когда его дочь так сильно в нем нуждалась, он был на очередных гастролях. Даже о том, что она руку сломала, отец узнал только через двое суток, когда ей уже сделали операцию. До этого момента Марго попросту не могла до него дозвониться. То телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети, то она лежала на операционном столе, то отходила от наркоза.

Было так неуютно и страшно готовиться к операции одной, без поддержки родных и друзей, а затем приходить в себя снова в совсем не гордом, но уже таком привычном одиночестве! И пусть больница, в которую Марго определили, была самой что ни на есть хорошей, и в палату ее поместили одноместную, и с медсестрой она могла связаться в любую минуту. Все равно. Никто к ней, кроме медперсонала и тренера, не приходил. Да и тренер навестил лишь перед выпиской и, как подозревала Марго, лишь затем, чтобы сообщить ей новость о том, что ни о каких соревнованиях, а значит, и об Олимпиаде не может быть и речи.

Конечно, она не стала демонстрировать своих истинных чувств. Сказала, что все понимает. Но внутри бушевал ураган, сметающий все на своем пути. Она проиграла. Это очевидный факт. Даже не начав игры, не вступив в борьбу. Теперь она останется за кадром – будет сидеть перед экраном телевизора и смотреть, как ее коллеги-соперницы ведут свои турниры. Наверно, она будет болеть за них… Болеть – от слова «больно», – и в ее случае это вовсе не идиома, а самая что ни на есть прямая, осмысленная, реальная реальность.

Китайская пытка – знать, что ты могла быть там, должна была быть там – в этом городе, на этом корте, под прицелами этих видеокамер, – и ничего не мочь изменить. Каждым нервом, каждой мышцей чувствовать движение, следить за мячом, ощущать привычную, родную тяжесть ракетки в руке – и не быть… Легче вообще умереть!

Марго позволила ремню спортивной сумки соскользнуть с ее плеча. Сумка тяжело бухнулась ей под ноги, раскрывшись в полете, бесстыдно обнажив свое содержимое: спортивный костюм – в нем Марго ходила в тренажерку, его же взяла с собой и в больницу, большую косметичку – внутри расческа, зубная щетка и паста, с незапамятных времен завалявшийся блеск для губ, коробочка пудры, тушь для ресниц, которой последний раз она пользовалась примерно полгода назад, дезодорант и флакончик любимых духов – таким же ароматом душилась мама. В целлофановом пакете две смены белья и полотенце. В другом – шлепанцы. Вот и весь багаж. Ах да, еще старенький мобильник – сколько над ней ни смеялись, она никак не соглашалась купить себе современную модель. Телефон нужен для чего? – Правильно, чтобы звонить. Ну, еще сообщения посылать. А все остальные бонусы, по мнению Марго, – нужны, только чтобы выпендриваться. Дай волю разработчикам новых моделей, они такими темпами скоро холодильные камеры в мобильники встраивать начнут или микроволновки. А что, удобно! Направил аппарат на тарелку холодной бурды, и уже через пару минут перед тобой ароматное дымящееся кушанье.