Маг с изъяном - Евгений Щепетнов

Это были трое молодых мужчин, симпатичных, приятных в общении. Они ехали в столицу на повозке и с удовольствием взяли Илара в свою компанию. Долго расспрашивали о том, куда он собрался, потом сообщили, что остановятся на обед возле реки, которую только что пересекли по мосту. Отъехали по берегу вверх по течению – благо этот берег реки был голым, без растительности, деревья спилены и срублены, остановили повозку… и больше ничего Илар не запомнил.

Очнулся уже под вечер, в лесу. Рядом валялся выпотрошенный вещмешок, носки, трусы, кресало… и больше ничего. Подонки забрали даже мыло – Илар искренне пожелал, чтобы от этого мыла у них облезла кожа! Рубашка и штаны остались на месте, на башмаки тоже не позарились – они не выглядели очень уж хорошими, растоптанные и потертые. Так что, подводя итоги дня, Илар пришел к выводу, что все не так уж и плохо, отделался малой кровью, ведь могли напрочь разбить глупую башку, могли перерезать горло его же ножом, пока валялся в беспамятстве, могли… много чего могли, и фантазия уводила все дальше и дальше по дороге кошмаров и страхов.

Ощупав голову и сморщившись от боли, Илар стал думать, что ему делать дальше. После недолгого размышления решил: в любом случае думать нужно утром, а пока устроиться у костра и попробовать пережить холодную ночь. Утром будет ясно – с позором вернуться домой, с поджатым хвостом, словно нашкодивший щенок, или же каким-то образом попробовать все-таки добраться до столицы.

Каким? Вопрос сложный. Тут еще нужно учесть, что отец точно отправит за ним погоню, хотя Илар как мог попытался скрыть, куда отправлялся. Записка, которую он оставил матери, гласила:

«Мама, папа, я отправляюсь на север, на золотые прииски. Хочу намыть золота и открыть свое дело, доказать, что я могу жить и без вас, что я все-таки что-то значу в этом мире! Не ищите меня, это бесполезно – я все равно домой не вернусь! Я вам напишу письмо, как только устроюсь на месте.

Ваш любящий сын Илар».

Проделав этакое хитроумное жульство, Илар мог рассчитывать на то, что ему дадут спокойно сдохнуть на дороге в незнакомом месте, на неизвестной речке.

К путникам он теперь подходить опасался. Как известно, тот, кто обжегся горячим молоком, в будущем начинает усиленно дуть даже на холодную воду. По крайней мере, так говорили в городке лесорубов и плотников.

Голова Илара соображала сейчас плохо, но все-таки он успел заметить при свете угасающего дня, что с просеки в глубь леса ведет старая дорога, почти незаметная и заросшая. А раз есть дорога, то куда-то она должна привести? Например, к избушке лесников или косарей, а может, к землянке золотоискателей – тут было золото, но не в таких количествах, чтобы его начали усиленно добывать. Здешние россыпи бедны и не стоили труда, затраченного на добычу этих крупинок.

Впрочем, поговаривали, что некоторые удачливые искатели не уходили из этих мест без хорошей добычи. Хотя возможно, что все рассказы о самородках могли быть лишь плодом мечтаний лесорубов, грезящих о лучшей доле, – нашел самородок, и сиди себе в трактире, попивай пиво, а не маши здоровенным топором с рассвета до заката.

Забросив похудевший мешок за плечи, Илар потрусил по теряющейся в сумерках дороге прямиком в лес. Теперь, после встречи с «добрыми людьми», темный, машущий еловыми лапами лес казался Илару гораздо более ласковым и добрым, чем люди, уже показавшие свою злую натуру. Лес пока еще ее не показал…

Через минут пятнадцать бега трусцой, после того, как едва не выколол себе глаз сухим сучком и не сломал обе руки, дважды упав через повалившиеся деревья, искатель приключений выскочил на большую поляну посреди леса.

На ней стоял дом, или скорее избушка – бревенчатая, вросшая в землю, с крохотным окошком, из которого лился зыбкий, дрожащий свет. Было видно, что за окном на подоконнике горит свеча, и сквозняк, поддувающий из приоткрытой дощатой двери, колеблет пламя – тусклое, неверное, почти ничего не освещающее вокруг себя.

Илар осторожно подошел к окну, заглянул в него; мутное стекло, засиженное мухами и покрытое грязными потеками, почти не пропускало свет, и рассмотреть что-либо в избушке было совершенно невозможно. Лишь пламя свечи – завораживающее, приковывающее внимание, билось, плясало в каком-то непонятном ритме; хотелось смотреть на него и смотреть, бесконечно, не отрываясь… А еще очень хотелось войти, прикрыть за собой дверь, сесть у очага и вытянуть ноги к пламени, облизывающему трещащие, пускающие слезу-смолу поленья.

Мечта, конечно, – над избушкой не струился дым из очага, и, если бы не огонек свечи, избу можно было бы счесть брошенной много лет назад.

Сколько Илар простоял возле окна – он не знал. К реальности вернула несчастная голова, заболевшая так сильно, что перед глазами завертелись красные круги, а еще – его сильно затошнило.

Илар сдержал позыв и, подождав с минуту, решил – лучше пусть убьют, но он не будет замерзать тут, под окном, как бродячий пес – голодный, холодный и побитый. Надо идти внутрь.

* * *

– Мам, чем это так воняет? – Илар наморщил нос, не открывая глаз, и вдруг заподозрил, что никакой мамы тут нет, дома нет, а еще почувствовал, что лежит на чем-то твердом, все тело у него затекло и еще… ужасно хочется по-маленькому. Так хочется, что еще чуть-чуть, и будет поздно.

Открыл глаза, проморгался и едва не описался – ситуация располагала: прямо перед ним, в пяди от глаз Илара, висел череп, с которого свешивалась седая клочковатая борода. Обтянутый сухой, как пергамент, кожей, он смотрел на Илара засохшими открытыми белесыми глазами, а еще – улыбался ехидной улыбкой, обнажив неожиданно белые и крепкие зубы.

Илар почувствовал, что левую руку что-то сдавливает, будто звериный капкан, с трудом отвел глаза от притягивающего взгляд седобородого черепа и с ужасом обнаружил, что левая рука находится в плену у скелета, вцепившегося в нее со всей силой, на какую способны восставшие мертвецы!

Илару казалось, что прошли долгие минуты с того момента, как, проснувшись, он ощутил неприятный запах, но на самом деле минуло всего секунды три-четыре. Нет, не минуты – вечность!

Парень вскрикнул и, подвывая, стал отползать от скелета, пытаясь освободиться от коварного плена. Сразу освободиться не получилось, скелет дернулся следом за несчастным пленником, что увеличило ужас Илара и подвигло на более активные усилия по возвращению свободы, – он рванулся так, что сухие кости пальцев скелета хрустнули, переломившись, и с перестуком, словно горох, упали на деревянный пол.

Дверь охнула под напором молодого, вскормленного на папиных пирожках тела, отлетела в сторону, и это самое тело, завывая, понеслось в сторону речки, где виднелись кусты, представляющиеся достаточной защитой от оживших скелетов. Мелькала трава, тонкие ветки хлестали по лицу, и опомнился Илар только тогда, когда едва не влетел в речку, сбегающую по темным камням прозрачной струей, в которой мелькали стайки серебристых рыбок.

Эта струя напомнила Илару о невыполненном желании, он метнулся назад, в кусты, и… через несколько минут облегченно опустился в слегка влажную от утренней росы траву на берегу, глубоко вдыхая напоенный лесными ароматами воздух.