Фантомные боли железных грифонов - Анастасия Орлова

в глаза, придвинулась теснее.

— Я зову его «Муравьём». Девайс для удалённого взлома чужих битеров.

— Чего-о-о? Взломать битер невозможно!

Он ухмыльнулся себе под нос. Ещё лет двадцать назад ему требовалась быстрота и ловкость рук, чтобы увести чей-то кошелёк или банковскую карту. Сейчас достаточно близкого контакта «Муравья» с битером жертвы. За несколько секунд он взламывает хитроумную государственную защиту и получает доступ к чипу и всем его данным, позволяя своему хозяину (и разработчику) использовать чужую личность и тратить чужие деньги.

— Нет ничего невозможного, детка. Сейчас за выпивку и ужин платит твой богатенький качок.

— Да ты гонишь!

— Смотри. — Сероглазый активировал экран биороутера, на котором высветились входящие сообщения об оплате.

— Охренеть! — выдохнула Рита, увидев в строке плательщика имя своего Марека. — А ему эти сообщения не придут?

— Нет. Все ответы на операции, совершённые через «Муравья», «Муравьём» же и перехватятся.

— Кру-у-уть! И откуда у тебя такая фиговинка?

— Угадай.

— Погоди… Вот только не говори, что сам сделал!

В её глазах бенгальским огнём сверкнуло недоверие, но он её догадку опровергать не спешил.

— Серьёзно?!

Рита уставилась на него так, будто хотела выудить правду взглядом прямо из его мозга через чёрные туннели зрачков.

— Твою ж мать! — прошептала она. — Да твою ж… — Взяла очередной коктейль и в один глоток, без всякой трубочки, прикончила его. — Да ты чёртов гений!

Она выловила из бокала кубик льда, приложила его к виску и, бархатно глядя в глаза безымянного, пояснила:

— Кайфую от умных. А ты умён настолько, что мне даже жарко стало.

Она повела кубик льда вниз по щеке и шее, оставляя на коже влажно блестящую дорожку, медленно очертила острые ключицы, под которыми вились тонкие татуировки. Капли серебряными змейками соскальзывали в глубокое декольте, теряясь в ложбинке меж тугих грудей. Когда лёд наполовину растаял, Рита прикоснулась им к губам сероглазого, обвела их по контуру.

— Давай всю ночь гулять на Мареково бабло, — шепнула она.

— «Муравей» держит данные чипа часа два, не дольше.

— Вот ка-а-ак…

Барьер из истончившегося льда между её пальцами и его губами окончательно растаял, но Рита руку не убрала. Она ещё раз очертила его губы, проскользила по щеке, колючей от двухдневной щетины, запустила пальцы в его волосы и медленно закинула свою ногу ему на бедро.

— Ну тогда-а-а… — Она легко и изящно, будто бы и не была уже достаточно пьяна, села на него верхом. — Тогда нужно оплатить номер заранее, пока твой «Муравей» ещё в деле. Возьмём самый лучший.

— Возьмём, какой захочешь, — улыбнулся сероглазый.

Вечер обещал быть приятным.

[1] Визор — стекло на мотоциклетном шлеме

Глава 2

У него был загадочный взгляд, насмешливая полуулыбка одним краешком тонких губ и непослушные волосы, коротко стриженные на висках и затылке, более длинные на темени. О таких, как он, говорили: «себе на уме».

У него было две жизни, но ни в одной из них не было ни настоящего имени, ни возраста.

В первой его называли Мальчик. Он жил ею лет до девяти или десяти. А может, до восьми — никто, включая его самого, не знал точно. Закончилась она в тот момент, когда он, бредущий который день без еды и воды вдоль заброшенной трассы за десятки километров от человеческого жилья, в очередной раз упал, но подняться уже не смог.

Вторая жизнь началась, когда он очнулся в каком-то подвале, закутанный в пропахший псиной клетчатый плед. Стены, на две трети выкрашенные тёмно-зелёной краской, местами сильно облупились; с низкого, покрытого влажными разводами потолка свисали на чёрных проводах жёлтые лампочки — ещё старинные, которые нагреваются, когда светят. На длинных, грубо сколоченных из досок столах (и под ними — тоже) мигали, жужжали и щёлкали разномастные приборчики. Не обычные компьютеры, которые ему встречались и раньше, а какие-то сложные машины, больше похожие на оборудование секретной лаборатории.

Пытаясь осмотреться, он вытянул шею из своего клетчатого кокона, и тут же над его головой раздалось:

— О, очнулся! Кракер, Малварь, пацан очнулся!

…Их было четверо — безымянных, нечипированных, несуществующих. Три парня и девушка.

Малварь[1], Кракер[2], Анрег[3] и — Гейт[4], душа их компании.

Каждому не больше двадцати пяти, и каждый — гений.

«Знаешь, кто мы такие, пацан? Мы пишем код. И тебя научим!»

«Добро пожаловать в семью, пацан!»

В начале нулевых стало модным ждать конца света. Его не предсказывал только ленивый, вариантов апокалипсиса развелось великое множество, как и его дат. Но победила комета. Она не врезалась в Землю, как предполагали пессимистично настроенные учёные, но прошла так близко к ней, что из-за гравитационного взаимодействия сместилась земная ось.

И началось: повышение уровня мирового океана, сдвиги тектонических плит, неурожаи, голод… Спустя десять лет Земля восстановила былую стабильность, но её внешний вид изменился до неузнаваемости. Теперь мировой океан омывал два материка (большой и поменьше) и несколько обособившихся архипелагов.

За тот период погибло огромное количество людей, сгинули города и целые страны, бесследно исчезли оказавшиеся на пострадавших территориях культурные и интеллектуальные ценности, которые человечество не успело спасти ил сохранить в цифровом формате.

Становилось всё меньше высококлассных специалистов, меньше университетов, ещё меньше — тех, кто мог в них преподавать. Высшее образование превращалось в миф, как и целиком ушедшая под воду Лига плюща. И тогда остро возник вопрос подготовки необходимых кадров в таких сложных условиях и в максимально сжатые сроки.

Разработки способов внедрения информации напрямую в мозг велись ещё до Конца света, но не особенно активно. В конце десятых годов постапокалипсиса это направление вышло на первый план, и правительство дало нейроучёным полную свободу, завершив все морально-этические споры. В разваливающемся на куски мире мораль и этика уступили место инстинкту выживания.

В итоге разработали методику, с помощью которой оцифрованный курс науки внедрялся в мозг будущему специалисту за пару недель, и это заменяло пять лет обучения.

По сути, нейроучёные изменяли людям память, искусственным образом создавая новые воспоминания.

Когда человек что-то запоминает, в мозге формируется последовательность активности нейронов. Когда же ему требуется что-то вспомнить, для успешного извлечения нужного воспоминания его мозг должен воспроизвести ранее созданную последовательность. Нейропрограммисты создавали воспоминания, формируя в мозге определённую последовательность активности нейронов, алгоритм которой прописывался в компьютерном коде. Все оцифрованные дисциплины перевели в такие коды, чтобы можно было «заложить» эти знания в мозг. И потом, с помощью направленного электромагнитного, ультразвукового, гамма- и ионизирующего излучения, по прописанному в компьютерном коде алгоритму, формировалась нужная последовательность активности нейронов и, соответственно, нужное воспоминание.

Процедура была длительной и небезопасной, её проводили, только