Как спасти жизнь - Эмма Скотт

Mo Vay Goo – это игра слов mauvais goût, что в переводе с французского означает «безвкусица». Небольшой журнал, где полно гневных разглагольствований в отношении человека и экзистенциальных статей. Я ожидала, что их издание окажется по-детски глупым, но в реальности оно мне понравилось. К тому же я не любила сидеть одна в обеденный перерыв.

– Да, я редактор, – подтвердила Марни. – Твое мнение?

– Я хотела бы внести свой вклад, – ответила просто. – Я пишу стихи.

– Дорогая, мы серьезный журнал, – фыркнул Адам Лопес.

– Я не пишу розовые сопли. – Я повернулась к Марни. – Если нужен пример, то с удовольствием предоставлю.

Судя по всему, Адам хотел возразить, но Марни внимательно рассматривала меня и мои волосы, прикрывающие левую сторону лица.

– Новый контент – это всегда хорошо, – постучала она по зубам черным сломанным ногтем.

– Как ты можешь быть уверена в том, что она не пытается втереться к нам в доверие, чтобы обмануть? – возмутился Адам.

Я фыркнула. Так мило, что они считают, будто кому-то есть дело до их журнала настолько, чтобы портить его репутацию.

– Разве похоже, что я агент группы поддержки под прикрытием? Я же сказала, что пишу стихи. И многие из них – абсолютная безвкусица.

Марни скрестила руки на груди.

– Круто. Но мы не заинтересованы в стишках о пурпурных облаках грусти или насколько твоя жизнь похожа на черный дом без окон и дверей.

– Нам нужно искусство, – подхватил Адам, – а не пародия на песни Ника Кейва [5].

Это обнадеживало. Может, нам с Mo Vay Goo по пути. Я оглядела стол. Еще шестеро ребят в черном с неровными стрижками, пара из них с выбеленными прядями, уставились на меня. Моя компания. Или станут, как только я посвящу их в свою тайну. «Давай. Это как сорвать пластырь», – подумала я.

Я выпрямилась и отодвинула скрывающие половину лица волосы. Прохладный воздух коснулся щеки, и я почувствовала себя голой. Уязвимой. Левый глаз моргнул от резкого света. В течение трех мучительных секунд весь стол мог хорошо рассмотреть мой шрам, а затем я вернула пряди на место.

Адам тихо присвистнул.

– Бог, мой. Что с тобой случилось, девочка?

– Автокатастрофа, – пояснила я. – Мне было тринадцать. Моя мать погибла, а мне на память осталась эта красота. Я не рассказываю об этом, просто пишу. – Я взглянула на Марни. – Никаких розовых соплей.

– Ага, – кивнула она, не в силах оторвать от моей щеки расширенных от ужаса глаз, – все понятно.

Меня приняли. Вы спросите, как быстро найти друзей? Мой ответ: просто добавить драмы!

* * *

Я ужинала, со скрещенными ногами устроившись в одном из старых уютных кресел фирмы «Лейзи Бой», стоявших перед телевизором. В другом сидел Джерри с ведром из «KFC» на коленях и смотрел бейсбол. Он предложил мне жирную курицу, тем самым выполнив свои опекунские обязанности на этот вечер. Но я предпочитала только легкую пищу типа лапши быстрого приготовления и диетической колы.

– Мне предстоит длительный рейс, – сообщил Джерри, не отрывая взгляд от телевизора. – Полторы недели, может, две.

– Ладно.

– С тобой все будет в порядке?

– Конечно.

Как будто у меня имелся выбор.

В тот вечер я стояла перед зеркалом в ванной и рассматривала свое лицо. В свете паршивой флуоресцентной лампы мой изъян выделялся особенно четко. Бугристый шрам, начинающийся под левым глазом и тянущийся идеальной, хоть и зыбкой линией к челюсти. Яркий и бледный одновременно.

В школе я соврала, что он остался после автокатастрофы, и мне поверили. А почему бы и нет? Я не давала поводов не доверять себе. История про аварию в разы гуманней правды: я взяла трехдюймовый шуруп и сама вырезала эту линию, чтобы прекратить ночные визиты дяди трижды в неделю.

Джаспер велел мне молчать, ничего не рассказывать, так что я решила показать.

И совершила ужасную ошибку. Эта выходка остановила Джаспера, но убила мою мать. Я изуродовала себе щеку, но с таким же успехом могла перерезать ей вены. Мама посмотрела на мою кровавую рану, выслушала, зачем я это сделала, и с тех пор ее не стало. Имея неустойчивую психику, она продержалась недолго. Ровно три дня она кричала и плакала за закрытой дверью спальни, пока дядю Джаспера не увезли в тюрьму. А потом моя мама совершила самоубийство.

Смазываю рубец холодным кремом. Я частенько использую разные средства из дешевой ночной рекламы, обещающие уменьшить шрамы или избавить от пятен. Они бесполезны, и если вдруг я не выиграю в лотерею, чтобы сделать пластическую операцию, тут уже ничего не поможет. Я проделала хорошую работу по уродованию собственного лица. Убила свою мать, сломала себе жизнь. И все одним выстрелом.

Неприятные воспоминания и тягостные раздумья. Они всегда просыпаются, когда я показываю кому-нибудь свой шрам.

Побочное действие, или посттравматическое расстройство, ну или что это еще может быть. К тому времени, как я умылась и почистила зубы, у меня уже тряслись руки.

Я лежала в кровати и представляла, что плыву по окруженному красивыми горами озеру со спокойной, словно покрытой льдом, поверхностью. Это помогало. Мрачные мысли начали расплываться как масло по воде, давая мне возможность заснуть.

Перед тем как окончательно отключиться, я увидела Эвана Сэлинджера.

Мы снова оказались на уроке истории Запада, он повторил свои действия, и мне вновь показалось, что на меня упал луч теплого света. Я хотела попросить его прекратить, но Эван повернулся и посмотрел на меня своими небесно-голубыми глазами. От желания стать объектом этого ясного и теплого взгляда у меня перехватило дыхание.

Он улыбнулся так, словно я не была ущербной, сломанной и опороченной собственным дядей.

– Спокойной ночи, Джо.

Я попыталась пожелать ему сладких снов, но уже уснула.

Прозвенел школьный звонок, и народ, который занимался по углубленной программе английского языка, начал потихоньку расходиться. Мисс Политано попросила меня задержаться. Эта молодая учительница собирала волосы в небрежный пучок и одевалась в богемном стиле, весьма нетипичном для учителя в американской глубинке. С неизменной книгой под мышкой и в сползающих на переносицу очках она выглядела так, будто ей самое место в библиотеке Сиэтла.

– Так Джо, – спросила она, широко улыбаясь, – сокращение от Джозефины? Как Джо Марч из «Маленьких женщин»?

Я кивнула.