Зеленый Феникс - Томас Барнет Сван

– Ты будешь еще купаться? – крикнул Эней.

– Я устал. Я уже переплыл реку три раза.

– Почему не переплыть четыре?

– Потому что я не Эней. Выходи на берег и посиди со своим лентяем сыном.

Эней раздвинул тростник, росший на берегу, и появился в лучах солнца во весь рост. Он был высок, во всяком случае дарданца, ставшего впоследствии троянцем,[10]хотя рядом Ахиллом он выглядел бы Гарпократом, египетским богом-ребенком.[11]Асканий быстро обернулся, посмотрел на дубы и лежавшие под ними набедренные повязки, колчаны и стрелы. Несмотря на молодость, он был опытным воином и совершенно не одобрял то, что они оставили свои корабли, друзей и доспехи в устье Тибра, в незнакомой стране, населенной, как говорили, варварами и людьми, похожими на зверей. Но Эней вел себя, как ребенок, который еще до Троянской войны, когда человечество пребывало в беззаботном, младенческом возрасте, собирается на пикник: вот медовые лепешки, а ягоды наберем.

– Мы вместе осмотрим берег, потом выкупаемся в Тибре и полежим на солнце. На обратном пути поохотимся.

– И попадемся в сети или получим по стреле в сердце. Ты ведь видел сатира, который прятался в зарослях. Он, наверное, уже поднял на ноги весь лес. Помнишь, как нам досталось, когда мы дрались с гарпиями? А они всего-навсего женщины, только с крыльями и когтями. Я не собираюсь терять своего отца из-за какого-то вонючего козлоногого.

– Если мы будем вместе, Феникс, то сможем защитить друг друга. – Эней называл его Фениксом (Асканий – длинно, а Ас – слишком уж неблагозвучно). – Или мне лучше пойти одному?

Конечно же, Асканий пошел вместе с ним. Эней всегда добивался своего. Он почти никогда не приказывал, он предлагал, и люди принимали его предложения не потому, что он царь, а потому, что редко встречаются такие, как Эней. Он был добрым и нежным, но не слабым; сильным, но не жестоким; воином и одновременно поэтом, короче, мечтателем-реалистом.

Они загорали, а Дельф дремал, как это обычно делают дельфины, почти полностью погрузившись в воду и лишь время от времени поднимаясь на поверхность, чтобы взглянуть, нет ли поблизости акул или коварных тритонов.

– Где мы будем строить? В устье Тибра?

– Нет, я думаю, подальше от моря. Чтобы не бояться карфагенских галер. Сначала надо встретиться с Латином и купить или получить у него землю.

Латин был самым могущественным царем земель, называемых Лаций.[12]Именно земель, а не страны, потому что те немногие города, которые там имелись, были малы, независимы и отделены друг от друга почти непроходимыми лесами.

– Не забудь о пророчестве: мы должны строить там, где найдем белую свинью с тридцатью поросятами. А теперь давай-ка просто полежим на солнце и не будем искать никаких свиней.

Только во время отдыха на лице Энея появлялась грусть, и она казалась еще более глубокой из-за того, что лицо было совсем юным. Он лежал очень спокойно, расслабив мускулы, но широко раскрытые глаза будто всматривались в охваченную пламенем Трою, где он видел, как его жена Креуса,[13]мать Аскания, падает среди толпы у него за спиной, а он несет на своих плечах престарелого отца и ведет за руку пятилетнего Аскания. Он останавливается, чтобы помочь ей.

– Нет! – Креуса пытается перекричать шум толпы, стук топоров о деревянные колонны, шипение пламени, пожирающего дворцы и храмы. – Я догоню тебя. Отведи нашего сына на корабль!

Они больше никогда ее не видели…

Асканий попытался отвлечь отца от воспоминаний. Однажды он убил человека, сказавшего, что Эней бросил свою жену. Он готов был убить любого – будь то мужчина или женщина, который оскорбил бы отца или посмел ему угрожать; он готов был умереть смертью Гектора,[14]лишь бы избавить Энея от боли. Асканий сжал руку отца.

– Я сегодня счастлив, – сказал он.

В отличие от сдержанных и холодных победителей-эллинов, дарданцы были добросердечными и открытыми людьми. Мужчины почитали своих жен как равных, отцы и сыновья не смущаясь обнимали друг друга. Когда Дардания пала под натиском эллинов и оставшиеся в живых воины отправились сражаться в Трою, их стали называть «ласковыми убийцами». Счастливы были их друзья-троянцы, но Зевс покровительствовал их врагам.

– Почему, Феникс?

– Потому, что мы пришли сюда. Мы вдвоем. Ты можешь отдохнуть и на какое-то время перестать быть легендой, а я буду охранять тебя.

– Легендой! – засмеялся Эней. – Карфагеняне или эллины сказали бы – демоном.

– Верно. Но для твоих людей, для всех, кто тебя знает, ты – герой. Или легенда, и не отрицай этого. Разве есть хотя бы одно место на побережье Великого Зеленого моря, где иногда не слышали об Энее и его странствиях, его мечте построить новую Трою на новых землях. Ты так же знаменит, как Одиссей.

– Он все-таки вернулся домой, – произнес Эней с завистью, – я же до сих пор скитаюсь. Правда, он странствовал один, а со мной сын.

– Знаешь, что я думаю, отец? Ты, конечно, легенда, но в глубине души…

– Кто?