Мост - Анна Пайтык

куда клонил Овез, рассказывая про аукцион и слет.

— Останови машину! — непонятно к кому обращаясь, крикнул Еди.

Кошек резко нажал на тормоза, и автомашина, оставив глубокие следы на дороге от колес, остановилась. Еди выпрыгнул из кабины и хлопнув дверцей, зло выкрикнул:

— Катитесь вы к черту!

Кошек заколебался, но Овез на правах начальника скомандовал:

— Поехали! «Хотя ты и совершил паломничество в Каабу, глаза твои так же плутоваты», — говорят в народе. Знаем мы его. В городе навоз подбирал, а здесь хорохорится… Поехали!

Подняв клубы пыли, машина помчалась в сторону села…

* * *

Веллат-ага скончался вчера, после полудня.

Сегодня с самого утра к дому усопшего повалил народ. Мужчины в халатах и черных тельпеках, а женщины в стареньких паранджах засуетились, словно потревоженный муравейник. А люди, предупрежденные за ночь, все прибывали и прибывали, заполняя не только дом и двор, но и близлежащие сельские улочки.

Удивительный обычай у моего народа. В будничные дни в селе мало кого увидишь на улице, каждый занят своими заботами, с утра все разбегаются, кто куда. Но в дни, подобные этому, люди словно у них нет никаких дел, собираются вместе, без лишних слов распределяют между собой хлопоты, нередко и расходы по похоронам односельчанина…

Солнце уже поднялось высоко в небе. Все, кому надлежало быть, собрались. Желающие успели попрощаться с усопшим. Прибыл и мулла. Покойника обмыли и обрядили. Но почему-то не торопились выносить из дому тело Веллат-ага. На вопрос нетерпеливых, почему не торопятся к выносу тела, отвечали коротко: «Не все еще в сборе».

Люди, притомившиеся долгим ожиданием, начали устраиваться под тенью домов и деревьев.

Крепко сбитый человек, прохаживающийся во фруктовом саду, кивком головы пригласил к себе четырех участников похоронной процессии и, как подобает в подобных случаях, тихо сказал:

— Вы только полюбуйтесь. Не зря, оказывается, тараторили: «Сад Веллат-ага да сад Веллат-ага». Сад великолепен.

Подошедшие согласно закивали головами. И в самом деле, вряд ли кто из них ранее видел, чтобы одно дерево плодоносило разными плодами, да в таком изобилии. Яблоки, сливы, абрикосы, алыча, густо нанизанные на ветках дерева, вызывали удивление.

— Бедный Веллат-ага, — произнес подавленным голосом один из собравшихся, — сколько раз он приглашал меня к себе и обещал научить секретам скрещивания сортов. Да все вроде было недосуг… А теперь поди подними беднягу…

Все смолкли разом и понурили головы, словно отдавая последнюю дань живым памятникам, выращенным заботливыми руками Веллат-ага.

— Видать, и хромота сокращает жизнь человека, — нарушил тишину рябоватый мужчина. — Ведь он был не так уж и стар, бедный…

— Как ни говори, люди уважали его. Все сельчане, почитай, шли к нему за советом.

— Умереть так, как умер Веллат-ага, большая честь, да ниспошли ему господь счастья и на том свете, — словно закругляя разговор, заговорил самый старший из собравшихся здесь.

Солнце близилось к зениту. Еди, самый младший сын Веллат-ага, все не показывался.

Почтенного вида аксакал отозвал одного из сыновей усопшего в сторону:

— Чары, целесообразно ли твоего отца более задерживать у ворот вечности?!

Чары, мужчина лет сорока пяти, вместо ответа с надеждой посмотрел на дорогу.

— Может быть, подождать еще немного… — предложил аксакал, невольно поддавшись настроению Чары, и, немного помолчав, добавил: — А время-то идет, день короток…

Не дождавшись определенного ответа, аксакал направился к другому сыну усопшего:

— Как нам быть, Бяшим?

И Бяшим не смог дать аксакалу вразумительного ответа. В это время к аксакалу подошла молодая женщина, видимо, из самых близких усопшего и сказала:

— Пусть еще немного подождут, Хораз-ага, он придет, вот увидите, обязательно придет…

— Всему есть свой предел, Бибигюль. Телеграмму вон когда дали, если бы хотел, давно был бы здесь… Видать, не судьба ему попрощаться с отцом…

Бибигюль позвала на помощь свою сноху Тумарли.

— Тумарли, иди, скажи Бяшиму, пусть еще немного подождут.

Но Тумарли даже не шелохнулась, поэтому Бибигюль, еще более растерявшись, запричитала:

— Бедняжка мой, был лишен материнской ласки, теперь и с отцом не сумеет попрощаться!

Хораз-ага так и не сумел принять никакого решения. В подобных случаях нелегко быть аксакалом села. Он, потоптавшись на месте, направился к старейшинам за советом, стоявшим в стороне от основной массы людей.

Совет старейшин был короток: «Надо хоронить».

Веллат-ага на плечах сыновей и самых близких ему людей из мужского рода совершил свой последний путь, и тело его обрело вечный покой.

На свете стало одним человеком меньше, а могильные холмики приняли к себе еще один холмик. Был человек, и нет человека.

Молодежь отступила назад, уступая место около могилы старикам. Была совершена молитва за упокой души усопшего.

Хораз-ага поднялся с земли и впервые за многие-многие годы, назвав полное имя усопшего, обратился к собравшимся:

— Люди! Каким человеком был Веллат Джуманазар оглы?!

— Хорошим был человеком… — отреагировала толпа.

— Люди! Каким человеком был Веллат Джуманазар оглы?!

— Хорошим был человеком…

Вопрос и ответ был повторен трижды, и после этого Хораз-ага обратился к толпе со следующим вопросом:

— Люди! Кому был должен Веллат Джуманазар оглы?

— Никому…

Хораз-ага вновь трижды повторил свой вопрос и, получив ожидаемый ответ, все же, видимо для верности, а может быть от гордости за своего друга-ровесника, что он никому ничего не был должен, решил разъяснить данный пункт обряда:

— Люди, если есть долг за усопшим, прошу говорить. Вот, среди нас находятся двое сыновей Веллат-ага. Они взяли на себя обязательство погасить задолженность отца. Не стесняйтесь, говорите. Во-первых, этим вы вернете свое кровное добро, а во-вторых, усопшему будет покойно на том свете.

Все обряды по похоронам были исполнены по всем правилам и последовательности, оставалось только старшему сыну усопшего поблагодарить собравшихся за проявленное ими участие и помощь в столь тяжелый для семьи день. И люди, приуставшие — как-никак похороны дело тяжелое, притихли в ожидании заключительного аккорда траурной симфонии, как раздался громкий плач. Все обернулись на голос и увидели молодого человека, рыдающего во весь голос. Это был Еди — младший сын Веллат-ага, ныне покойного, окунувшегося в вечный водоворот природы.

* * *

Еди был еще несмышленышем, когда лишился матери. Но внезапная смерть отца потрясла его так, словно горе после потери матери, соединившись с теперешним, обрушилось на него с удвоенной силой. Мужчинам, а Еди уже достиг того возраста, не подобает показывать свою слабость, как бы тяжка ни была потеря, и он изо всех сил пытался сдерживать слезы, но… Он впервые почувствовал себя сиротой. Именно прочувствовал, постиг смысл этого слова до конца. Мы знаем много, очень много слов, но не всегда чувствуем полновесность каждого из них. Слова, пока они нами не прочувствованы самими,