Удалённый аккаунт - Алесса Ли

оба предложения были шутками, на которых выросло наше общение.

— Это неправильно, — у меня даже высохли слезы, а на щеках ощущалась стянутость, — и неудобно.

— Неудобно спать на потолке.

— Одеяло падает.

Мы измученно улыбнулись друг другу. Чтобы увильнуть от ответа, я стала медленно пить кофе, периодически дуя на пластиковую крышку.

— Так что?

— Что?

— Акылай, я серьезно, — Энже развернулась ко мне, вынуждая меня сделать также и не прятать глаза. — Сколько ваша квартира стоит? Тысяч 30, а зарплата у тебя всего полтинник. К тому же, столько денег ушло на поездку, ты как за аренду платить будешь?

Будь на ее месте кто-либо другой, то я бы огрызнулась, какое ему или ей вообще дело до моего финансового состояния. Но это была Энже — самый добрый и понимающий человек. Арине она тоже нравилась, потому что таких, как Энже, не любить нельзя. “Как корабль назовешь, так он и поплывет” — говорила Арина, когда мы наконец выяснили, что значит это причудливое татарское имя — Жемчужина. И если мир — это океан, то все вокруг мерзкие моллюски, а Энже — не меньше, чем бриллиант. Поговорка Арины работала со всеми, кроме меня. “Умная луна” — это не обо мне, я скорее тупорылый космический мусор. Наверняка, дело в том, что мое имя должно было быть другим.

— Пожалуйста, переезжай ко мне.

— Ты буквально просишь меня жить в твоем доме бесплатно, хотя должно быть наоборот. Спасибо тебе, я… я буду жить с тобой, — я еще сомневалась, но открыто отказать ей не могла.

Поезд прибыл в Москву глубоким вечером. На МЦК можно пройти через здание Восточного вокзала, но я настояла на том, чтобы выйти на улицу. С предвкушением я вытащила пачку сигарет и зажигалку. Конечно, можно было покурить и на перроне, ожидая электричку на “кольце”, но я не люблю нарушать правила. По крайней мере, так грубо, потому как ступеньки вокзала тоже не предназначены для курильщиков.

Приближалась середина осени, поэтому темнело рано и сильно, из-за чего оранжевый свет фонарей становился особенно густым. Весной и летом ночи светлее, а зимой снег преломляет и рассеивает лучи. Прохладный ветер задувал в рукава и за шиворот, раскуривая сигарету без моего участия.

— Сразу поедем домой или ты хочешь заехать, — она безуспешно попыталась подобрать подходящее слово, — домой?

— Домой.

Мы снова улыбнулись, глядя перед собой.

— Надо заехать хотя бы за пропуском, утром будет лень.

На меня обрушилось осознание, что буквально через 6 часов мне уже необходимо выезжать на работу. А работала я без преувеличений в Аду. Мой начальник — настоящий Сатана и очень этим гордился.

Пошел мелкий дождь, когда мы снова скрылись за прозрачными дверями вокзала и снова сели в “Ласточку”, ходившую в пределах Москвы. Ехали снова молча, будто я, улучив момент посидеть у окна, никак не могла насмотреться в него. От Локомотива до Стрешнево в окнах мелькали оранжевые и белые огни, а в дороге на МЦД их становилось все меньше.

Первая остановка — Красногорская, неподалеку мы снимали однокомнатную квартиру. Оглядываясь на наш район, где я будто не была уже долгие годы, мне показалось, что он изменился. Было слишком тихо и темно, однако это могло быть связано с тем, что главный источник шума несколько часов назад сгорел в печи крематория. Каждый день после работы мы шли домой вдвоем и никогда в тишине, или я красочно жаловалась на начальника-самодура, или Арина на покупателей-неадекватов. Теперь же слабо освещенные улицы казались пугающими, холодными и враждебными, а в темных закоулках застыли тени. Однако, вглядываясь туда, я подумала, что и они грустно склонили головы.

Наш подъезд не менялся и пах затхлостью, как и в день, когда мы пришли смотреть квартиру. Мы искали ее достаточно долго, везде что-то нам не подходило. Вернее сказать, везде не подходили мы. Во-первых, повсюду требовали залог, порой в размере двух месяцев аренды. Во-вторых, многократно мы спотыкались о фразу “только славянам” — причем славянином нужно быть и внутри, и снаружи, и по документам.

— Когда мы приехали смотреть квартиру, — я прервала молчание в лифте, — хозяйка подумала, что Акылай — это Арина.

— Я бы тоже так подумала. Кстати, почему так?

— Почему меня зовут Акылай или почему Арину зо… звали Ариной?

— И то, и другое.

— Ну, мать Арины, видимо, родила ее от какого-нибудь азербайджанца, не знала, от какого именно, поэтому дала ей свои фамилию и отчество, — перед железной дверью я нащупала в кармане две связки ключей, но достала именно свою, хотя лежала она глубже. — Как мне рассказывала воспитательница, а ей рассказал кто-то еще, меня нашли в подъезде в Автозаводском районе. Отнесли в ближайшее отделение милиции и на дежурстве был Акай Акаев, который и отнес меня в больницу. Когда оформляли, как подкидыша, его спросили, как он хочет назвать. Так была бы какая-нибудь Маша Подъездкина или Катя Кукушкина.

В квартире тоже оказалось непривычно тихо. На кухонном столе с зеленой клеенкой так и остались немытые чашки. Вещи валялись по полу, кровать не заправлена, а вокруг нее на полу стояли тарелки и стаканы. Из-под балконной двери дул легкий сквозняк. Я не стала зажигать свет. Оставив Энже в коридоре, я быстро собрала какие-то тряпки с пола, выбрала из них немного чистой одежды, схватила со стола пропуск и вернулась к входной двери. Перед выходом заглянула в ванную за зубной щеткой, а там одиноко висела на пластиковых плечиках джинсовая курточка Арины. За сутки до смерти, она облилась пивом, и всю одежду пришлось постирать. Утром 21 сентября Арина убрала все высохшие вещи, а джинсовку почему-то оставила.

В лифте я извинилась перед Энже и вместо первого этажа, нажала на девятый. Она не стала задавать вопросы, видимо, все поняла. Или безоговорочно принимала.

На крыше нашего дома тоже почти ничего не изменилось, только тишина резала по ушам. Я и подумать не могла, что однажды захочу заглушить тишину. Мой взгляд упал на две пустые бутылки, брошенные у края, где мы обычно сидели. Это наши. Я взглянула на время — час ночи. Значит, почти неделю назад мы допили наше дешевое фруктовое пиво и, оставив мусор, ушли поспать пару часов перед работой. Стекло тускло поблескивало в свете луны, оно было свидетелем нашей последней посиделки на крыше, а следующим вечером, незадолго до полуночи, Арина погибла.

Меня снова потянуло к земле, ноги подкашивались, как во время похорон. Я не выдержала и