Солнечный дождь - Алена Бессонова

Положу в варенье свежих плюшек,

Две конфеты, восемь пирожков.

Угощу на славу всех подружек

И, конечно, угощу дружков

Вот и всё, доварено варенье,

– Вкуснотища! – говорю я скромненько,

Доставляет только огорчение

То, что не хватает в нём крыжовника!

– Ай, какое хорошее варенье у вас с мамой получилось, – засмеялась бабушка. – У нас с тобой будет не хуже.

После завтрака Васюшка нетерпеливо заёрзала на скамеечке возле ведра с крыжовником:

– Баба, ну давай рассказывай про капёнки!

– Так про которую капёнку ты хочешь услышать сейчас? – спросила бабушка, присаживаясь рядом.

– Давай про весёлую, про капёнку счастья! – засмеялась Васюшка своим колокольчиковым смехом.

– Про счастье, так про счастье, – согласилась баба Молодушка и начала свой рассказ:

Клоун Иван Ильич подкинул вверх зонтик и тот, перевернувшись в воздухе три раза раскрылся, показав яркий, похожий на цветок подсолнуха купол. Купол, слегка покачиваясь, плавно опускался на арену, прямо в то место, где стоял клоун. Едва ручка зонтика коснулась развёрнутой ладони Ивана Ильича, как тотчас же произошло следующее превращение: зонтик стал огромным букетом жёлтых одуванчиков. Зрители в зале были в полном восторге! Но и это было ещё не всё. Жёлтые цветы отцветали на глазах у изумлённых детишек и их родителей, превращаясь в белые воздушные шарики. Шарики, отделялись от букета, плыли по воздуху всё выше и выше, направляясь прямо к куполу цирка. Они переливались в лучах цирковых прожекторов разноцветьем и тихонько позвякивали нежнейшим хрустальным звоном. В зале бушевали аплодисменты!

Так всегда заканчивалось выступление солнечного клоуна Ивана Ильича, которого в цирке звали Одуванчиком. Во всех цирковых афишах так и было написано: всю программу на арене солнечный клоун Одуванчик со своим бессменным другом белым клоуном Плаксой.

– Ну вот, Плакса, – улыбнулся во весь рот Одуванчик, – сегодня я слышу свои последние аплодисменты. Последние не в этот час, не в этот день, и даже не в этом месяце… Просто последние, Плакса!

Лицо Ивана Ильича сияло счастливой улыбкой, а из глаз бежали грустные слёзы. Они промыли две розовые бороздки на загримированном белой краской лице солнечного клоуна Одуванчика.

Грустные слёзы, тотчас же превратились в грустные капёнки Эхехе, которые через окошко в куполе цирка поспешили выскочить на ждавшее их Облако.

Шпрехшталмейстер[3]вынес на арену огромную корзину цветов. За ним сюда же выбежали все участники программы – тоже с букетами и подарками:

– Сегодня мы провожаем на заслуженный отдых нашего клоуна, – грустно сказал распорядитель представления, – нашего Одуванчика, нашего Ивана Ильича…. Скажи, Ильич, слово на прощанье….

Одуванчик взял из рук шпрехшталмейстера микрофон и, улыбаясь, заговорил:

– Всё собрано, и в чемодан уложено.

Костюмы, грим и клоунский парик.

Заслуженная пенсия положена,

Погашен свет, иди домой, шутник,

Ильич понизил голос и еле слышно закончил:

– Остался ты без публики, без смеха.

И радость потихоньку умирает.

И понимаешь: цирк-то не уехал.

Цирк остаётся, клоун уезжает……

Тысячи капёнок Эхехе, появившиеся из глаз детишек и их родителей поднялись и полетели наперегонки в Облако, наполняя собой все его ведёрочки, корытца и тазики.

* * *

– Бабушка, ну, бабушка! – воскликнула Васёнка. – Ты опять рассказываешь мне про грустные капёнки, а я просила про весёлые, про капёнки Ииих!

– Погоди, торопыга, – попыталась успокоить бабушка Молодушка разгневанную внучку. – Иногда весёлые капёнки рождаются из грустных. Сказка только началась…

– Как только началась?! – не унималась Василиса. – Дальше клоун умер!

– Да, бог с тобой! – замахала руками бабушка и выронила янтарную ягодку крыжовника, от которой только что отщипнула хохолок. – Почему ты решила, что он умер?

– Он же сказал своему другу Плаксе, что это его последние – препоследние аплодисменты!

– Пенсия, внученька, – это не смерть, – грустно улыбнулась бабушка. – Это жизнь, только другая. Хорошо, если в ней тебя любят. Вот я тоже на пенсии, а мне хорошо! У меня славная дочка, замечательная внучка! Вы меня любите.

– Ещё как любите! – Васёнка вскочила, подбежала к бабушке, потёрлась своей розовой щёчкой о её шероховатую обветренную щёку. – Бабунь, а у Одуванчика найдётся, кому его любить?! – заволновалась Василиса

– Конечно! – хитро подмигнула внучке Бабушка Молодушка – Сказка про капёнки радости Ииих только началась, до них мы скоро доберёмся. Продолжать?

– А то! – воскликнула Васюшка и снова засмеялась своим колокольчиковым смехом.

* * *

В гримёрной,[4]где клоуны обычно переодеваются после представления, Плакса с надеждой спросил у Одуванчика:

– Не передумаешь, Ильич? Может, пенсия подождёт? Мне хорошо с тобой работалось….

– Нет, Плакса, пора! Седьмой десяток пошёл, – вздохнул Илья Ильич, снимая с головы рыжий парик. – Тяжеловато стало молодцеватым козликом по арене скакать. Поеду на дачу, буду огурцы выращивать! Завтра в труппу цирка придёт новый молодой клоун. С ним будешь работать…

Плакса порылся в своём персональном шкафчике и вынул оттуда внушительных размеров пенальчик:

– Вот тебе мой подарок на память, – Плакса протянул коробку Одуванчику. – Ты как– то обмолвился, что рыбу удить любишь. Это спиннинг, самый крутой, импортный. Сиди себе на даче на берегу реки и лови удовольствие вместе с рыбой!

Илья Ильич рассмотрел подарок. Вот это спиннинг, так спиннинг! Красота! Автоматическая катушка, набор сменных лесок, разнообразные грузила и блесна, а поплавки – глаз не отвести, какие красивые поплавки! Таким спиннингом просто любоваться – удовольствие, не то, что рыбу удить!

Плаксе было приятно: угодил он подарком старому другу! Не знал Плакса, что на даче у Ивана Ильича нет водоёмов, в которых водится рыба. Вообще нет никаких водоёмов: ни рек, ни озёр, ни даже приличной лужи. Река есть, но далёко– далече, туда только на машине часа три – четыре ходу, а на машину старый клоун за всю жизнь денег так и не накопил. Держа в руке заковыристый спиннинг, вспомнил Иван Ильич о своей надвигающейся на его загородный домик беде, забеспокоился.