Ворон и роза - Сьюзен Виггз

— Вы настоятель! И никто…

— Да, я, отец Эмиль, — тон отца Джулиана заставил другого каноника отступить. — Отец Ансельм, нужно ли вам с Лорелеей что-нибудь еще?

— Нет, святой отец, спасибо.

— Очень хорошо. Утром я вас жду с полным отчетом о его состоянии. Пойдемте, отец Эмиль, отец Гастон. Сильвейн, твоя помощь нужна отцу Дрозу на псарне.

Сквозь боль Дэниел прислушался к шарканью ног, шуршанию шерстяных ряс, скрипу закрываемой двери. Кто-то приоткрыл его правый глаз и закрыл прежде, чем он успел рассмотреть что-нибудь еще, кроме света лампы.

— Он все еще без сознания. Подайте мне ножницы. Нужно торопиться, — произнесла женщина.

У нее был низкий голос с мягким французско-швейцарским акцентом. Дэниел часто слышал такой голос в своих мечтах и снах, когда был далеко от дома. Потом до него дошло значение ее слов. Врачи проделывали с больными, которые находились без сознания, такие вещи, которые невозможно было вытерпеть, когда человек находится в здравом рассудке.

Дэниел напрягся. Нежные руки прикоснулись к его голове и повернули ее набок. Подушка под его щекой пахла кедром. Пальцы ощупывали его череп. Он молчал. Очень давно Дэниел научился терпеть физическую боль, и сейчас это умение не подвело его.

— Мне придется выстричь волосы вокруг раны, — проговорила женщина.

Дэниел почувствовал прикосновение холодного металла к голове. Ножницы громко защелкали над ухом.

— Они ужасно длинные! — воскликнула она. — И густые. Но не грязные, не как у того цыгана, торговца лошадьми, которому мы зашивали раны в прошлом году.

Ее тон напомнил Дэниелу о матронах, которые сплетничали, сидя за своим шитьем. «О Боже, — подумал он, мне нужен хирург, а не швея».

— Меня очаровала эта белая прядь в его волосах, — продолжила она, сопровождая свои слова лязганьем ножниц. — Я никогда не видела ничего подобного.

— У него прическа в стиле Бонапарта, — заметил отец Ансельм.

— Вы предполагаете, что он сторонник первого консула?

— Как знать? В это беспокойное время все может быть. Но по его одежде я бы не сказал.

Дэниел почувствовал, что ему бреют голову за правым ухом. Острая боль пронзила все тело от макушки до пяток. Он заставил себя лежать тихо.

Его мышцы напряглись, но одна рука и нога сопротивлялись усилиям. Гипс? Шины? Боже, неужели он так серьезно ранен? Как, черт возьми, он сможет выполнить свою задачу, находясь в таком состоянии?

В кожу головы вонзилась игла. Он услышал звук скольжения шелковой нити сквозь кожу. Все мысли сразу же исчезли от пронзившей все его тело адской боли. О Боже! О Боже! О Боже! Дэниел судорожно вздохнул.

Руки женщины замерли.

— Боже милосердный, — прошептала она, — он пришел в себя.

Она склонилась к Дэниелу. Боль в голове ослепила его, и он не смог рассмотреть ее лица.

— Вы слышите меня? Простите, что причинила вам боль. Моргните, если слышите меня, — она повторила эти слова по-итальянски, потом по-немецки, а потом снова по-французски.

Дэниел моргнул.

— Лежите тихо. Я закончила накладывать швы. Сейчас дам вам лекарство. Настойку опия. Это ослабит боль.

Совершенно беспомощный, Дэниел почувствовал горлышко пузырька у своих губ. На язык ему полилась тягучая, сладковатая жидкость. Несколько капель попали мимо рта. После того как он проглотил лекарство, во рту остался привкус алкоголя. «Яд, — внезапно испугавшись, подумал он. — Она знала!»

От лекарства он почувствовал вялость и немного успокоился. Нет. Эта незнакомая женщина не могла знать. От боли у него слишком разыгралось воображение.

— Теперь мне нужно забинтовать вашу голову, — сказала женщина.

— Ты не собираешься прижигать рану? — спросил отец Ансельм.

— Не думаю, что это следует делать. Кровотечение прекратилось. А от прижигания остаются шрамы. Да и боль от ожога адская.

— Утром он скажет тебе за это спасибо. Где-то поблизости колокол пробил девять раз.

— Вам сейчас лучше отправиться на молебен, а потом спать, отец, — ласково произнесла женщина. В ее голосе была искренняя любовь, и Дэниела это слегка удивило. Он редко слышал от женщин что-либо иное, кроме лжи.

Наркотик распространился по его венам. Дэниел начал засыпать. Он приоткрыл глаза, чтобы осмотреть комнату, но контуры предметов расплывались и двоились: высокие окна, деревянные крючки на стенах, ряды пустых коек.

— Я посижу с ним, — проговорила она.

— Очень хорошо.

— Спокойной ночи, отец Ансельм.

— Спокойной ночи, Лорелея.

От звука этого имени мужчина чуть не вскочил с кровати, но опий уже сковал его движения. Тяжелые веки опустились. Прежде чем Дэниел провалился в сон, у него в голове пронеслась одна мысль, которая принесла облегчение после стольких страданий и испытаний. «Слава Богу! Наконец-то я нашел ее».

Проснувшись, Дэниел почувствовал запах сосновой смолы и дыма. Когда он попытался приподнять от подушки голову, боль пронзила ее, как раскаленная стрела. Оставив напрасные усилия, он лежал неподвижно. Во рту все еще чувствовался привкус опия, а отросшая щетина покалывала кожу на складках шеи. Легкие требовали воздуха. На мгновение его охватила паника, а потом Дэниел вспомнил, на какой находится высоте. Он вспомнил о своих ранениях. Серьезно повреждены его левая рука и правая нога. Глубокая рана на голове.

Он открыл глаза. Через высокие, светлые окна лились потоки солнечного света, играя на грубых каменных и обшитых деревом стенах. У одной стены в ряд стояли несколько пустых коек. В углу таз из толстого фарфора. На деревянной подставке у двери находилась тонкая чаша со святой водой, а над ней висела икона с образом Христа.

Где-то вдалеке слышался лай собак. Дэниел знал, что приют славился своими собаками-спасателями. Осторожно повернув тяжелую голову, Дэниел продолжил осматривать комнату. Он увидел стол, на котором лежали блестящие изогнутые иглы, бритва, которой брили ему голову, и стояла коричневая бутылка. Дэниел медленно повернул голову, чтобы посмотреть, что находится по другую сторону кровати.

На резном деревянном кресле, свернувшись калачиком и положив под голову руки, спал ребенок. Наверно, его послали наблюдать за Дэниелом.

Дэниел попробовал опереться на здоровую руку и приподняться. Перед глазами все поплыло, и он закрыл глаза, пытаясь справиться с головокружением. Через несколько мгновений слабость исчезла. Дэниел получил возможность рассмотреть свое одеяние. Он обнаружил, что одет только в полотняную ночную рубашку.

Ребенок зашевелился, приподнял узкие плечи и потянулся, как кошка на солнце. Под тканью рубашки обозначились маленькие груди. От удивления у Дэниела перехватило дыхание. Это вовсе не ребенок, а женщина. Это — Лорелея.