Оружие времен античности - Джек Коггинс

Часто, как это, к примеру, имело место в период упадка Римской империи, варвары, постоянно нападавшие на удаленные от Рима провинции, нанимались на службу империи с тем, чтобы вести войны со своими собственными или соседними племенами. Бывало и так, что в конце концов они полностью растворялись в народе нанявшей их страны, превращаясь в ее граждан.

Здесь следует более подробно разъяснить смысл слова «варвары», которое очень часто употребляется всеми римскими историками и которое будет часто повторяться в нашей книге. Это слово происходит из греческого языка и, как можно предположить, представляет собой некое звукоподражание тому, как иностранная речь звучала для древних эллинов. В своем первоначальном значении под ним понимались все негреки, в том числе и римляне, и лишь позднее оно стало обозначать грубых дикарей, сохранив это значение до наших дней. Говоря о «варварах», древний грек мог иметь в виду и иностранца, равного ему по культурному развитию или даже превосходящего его. Значение, в котором данное слово чаще всего употребляется на страницах данной книги, распространяется на те племена, народности и расы, которые обитали на границах или за границами цивилизованного мира Античности, охватывавшего Средиземноморье и Двуречье.

Поскольку мы не располагаем сколько-нибудь подробным описанием структур армий на заре цивилизации, нам приходится полагаться большей частью на скудные факты, легенды и отрывки из древних хроник. Так, например, изображения на керамической посуде, относящейся к 3500 году до н. э., говорят нам о том, что колесницы использовались еще древними шумерами, и нет никаких сомнений в том, что были они неуклюжими и медленными, со сплошными колесами и запряженными в них ослами. Более чем вероятно, что эти ранние немногочисленные колесницы использовались скорее как средство транспорта – доставляя военачальника или правителя на арену событий, – чем как боевое средство.

Основная же масса воинов передвигалась «на своих двоих». Эти пехотинцы были вооружены разнообразным оружием – мечами, боевыми топорами, копьями, палицами и пращами. Вероятнее всего, было очень мало или не было никаких попыток вообще разделить воинов по типу имеющегося у них оружия. Каждый воин имел при себе свое собственное оружие и следовал в бой за своим вождем в составе беспорядочной толпы, точно так же как на заре феодализма крестьянство следовало за местным землевладельцем.

Со временем недостатки вооруженной толпы как тактического подразделения стали настолько явными, что установилось некоторое подобие порядка и организации. Мы можем предположить, что лучники и пращники были отделены от копьеносцев и воинов, вооруженных боевыми топорами. Лучники, скорее всего, стали действовать как передовые отряды перед основным фронтом сражающихся, тогда как пращники сосредотачивались на флангах. Уже на ранних этапах вооружение воинов дополнилось защитными средствами, и основная масса копьеносцев была оснащена шлемом и щитом. Позднее появилось защитное снаряжение различных типов из бронзы, кожи, простеганного хлопка и, со временем, железа.

Весьма сомнительно, что эти отряды тяжеловооруженных и защищенных воинов передвигались и сражались в каком-нибудь подобии строгого строя. Гораздо больше похоже на то, что они действовали в бою просто группами, предводительствуемые второстепенными вождями из своих же соплеменников. Также можно предположить, что линии фронта как таковой просто не было, сражающиеся перемешивались между собой, более храбрые или напористые вырывались вперед, требуя для себя больше места на поле боя. Управлять такой толпой было совершенно невозможно, и любая попытка выдвинуть какую-либо группу вперед на прорыв фронта, попридержав другую, оканчивалась безрезультатно. Любой подобный маневр сводился к общему продвижению вперед условной линии фронта, тогда как любая попытка отвода назад какой-либо части строя более чем вероятно заканчивалась общим отступлением или даже беспорядочным бегством. Такая невозможность управления неорганизованными и недисциплинированными рекрутами влекла за собой порой роковые последствия не только в античном мире. Классический пример ситуации, в которой отсутствие дисциплины стало причиной поражения в одном из исторически решающих сражений, мы видим в поведении воинов Гарольда в битве при Гастингсе, когда, оставив свои хорошо защищенные позиции, они ринулись вниз по склону холма, преследуя якобы отступающих норманнов, что обернулось катастрофой для англосаксов[4].

Наряду с почти непреодолимыми трудностями по управлению большими массами неподготовленных воинов свою долю проблем вносило и то, что роль предводителей с обеих сторон сводилась к воодушевлению личным примером, но никак не к тактическому командованию сражением. Эти бесстрашные паладины выезжали вперед на своих колесницах, защищенные от стрел лучников и камней пращников своими щитоносцами и окруженные своими воинами, следовавшими за ними пешком. Сблизившись с вражеским войском, оба военачальника сходили наземь и шли навстречу друг другу с копьем и мечом. Тем временем колесничие разворачивали свои повозки, готовые, если будет нужно, немедленно пуститься назад. Раненый или отступающий предводитель одной из сторон, прыгнув в открытую сзади колесницу, мог в мгновение ока оказаться в безопасности. Копейщики противника могли схватиться с пехотинцами побежденного, но во многих случаях именно исход первого поединка определял и победу или поражение текущего дня, по крайней мере на данном участке поля боя. Вслед за поражением предводителя его воины часто тоже отступали, непременно пытаясь прежде всего вынести тело вождя. Такая тактика была типичной.

Но часто даже герои-предводители колебались, прежде чем вызвать на поединок предводителя явно превосходящего их врага. Поэтому перед боем для раззадоривания себя воины осыпали врага оскорблениями. Противники, сойдясь лицом к лицу, испытывали естественное нежелание подставляться под копья, мечи и боевые топоры неприятеля. Поэтому бросок в атаку, сопровождаемый громкими криками, призванными подбодрить своих и обескуражить противника, часто ослабевал еще до того, как пускались в дело копья. Точно так же, много столетий спустя, в большинстве штыковых атак в ходе Гражданской войны в Америке наступательный порыв иссякал еще до того, как скрещивались штыки. Поэтому требовалось определенное мужество особо храбрых воинов или групп воинов, чтобы инициировать битву.

Эта совершенно нормальная человеческая реакция на возможные последствия противопоставления своей бренной плоти острию копий и лезвию вражеского кинжала была прекрасно известна людям Античности, как известна она и любому современному армейскому психологу. В ходе уже начавшегося боя возбуждение, ярость, понимание того, что если стоящий против тебя противник не будет убит, то он может убить тебя, вместе с поддержкой надежных товарищей справа и слева помогают человеку обрести отвагу и преодолеть страх.