Выйти замуж и влюбиться - Джулия Джеймс

— Сейчас вы взвинчены. Это понятно: такой шок. Я бы хотел, чтобы все было не так срочно. Но, учитывая состояние здоровья Тимона, я просто вынужден на вас давить. Но я бы не хотел превратить это в сражение. Мне очень нужно ваше сотрудничество! И как только ДНК-тест подтвердит отцовство Маркоса…

— Никакого теста не будет! — резко бросила Лин.

Анатоль замер. Было что-то в голосе Лин и в выражении ее лица, что насторожило его. Это было не упрямство и не гнев.

Страх?

Может, ребенок вообще не от Маркоса? Однако все в этих простых, безыскусных письмах говорило, что мать ребенка не какая-то неразборчивая девица, подцепившая на одной из вечеринок его беззаботного кузена. Однако Тимон, прежде чем назначить его своим наследником, наверняка потребует подтверждения. Но ведь это было простой формальностью, не так ли?

Мысли Анатоля вернулись к настоящему моменту. Протест Лин не имел никакого смысла. Если она была против, чтобы ребенка забрали в Грецию — и при этом ребенок был не от Маркоса, — то неужели она стала бы возражать против теста!

Он нахмурился. Было и еще кое-что, что не имело смысла. Что-то странное в именах Лин и ее сестры.

— Почему ваши имена так похожи? — спросил он. — Это необычно и может приводить ко всякой путанице и недоразумениям: Линнет и Линда.

— Какое это теперь имеет значение?

Анатоль внимательно наблюдал за Лин. Он уловил ту же вспышку эмоций, как и тогда, когда он заговорил о ДНК-тесте. Впрочем, у него еще будет время над этим подумать. Линнет Брэндон снова пошла в атаку. Ее голос звучал горячо и страстно:

— Неужели вы еще не поняли, мистер Телонидис, что ваша поездка сюда была напрасной тратой времени? Мне очень жаль вашего кузена и вашего больного дедушку, но Джорджи останется со мной! Он не поедет в Грецию. Он — мой!

— Неужели?

Это короткое слово вонзилось в Лин словно нож. В ее глазах опять появился страх.

Что, черт возьми, все это значило?

— Именно! — бросила она.

Анатоль прищурился. После того как этим утром он узнал о смерти Линды Брэндон, он поручил адвокатам узнать информацию насчет оформления опекунства над осиротевшим ребенком, а также о том, разрешат ли органы опеки вывезти ребенка в Грецию, чтобы он рос там, в семье его отца. Пока ответа не было, но сестра Линды утверждала, и весьма энергично, что Джорджи официально находится под ее опекой. Но так ли это на самом деле?

— И это официально, да? Ваше опекунство над Джорджи? — Вопрос прозвучал жестко. Требовательно.

— Да! — повторила Лин так же яростно.

Анатоль нахмурился:

— Так вы его усыновили?

— Все в процессе, — ответила она. — Такие вещи требуют времени. Много… бумажной работы. Бюрократия и все прочее… Но, конечно, я его усыновлю! Я сестра его матери, я могу его усыновить — это очевидно.

Анатоль понимал, что для британских властей она была бы первой претенденткой на усыновление ребенка, если бы захотела это сделать. А она определенно хотела. Он почувствовал уважение к этой молодой женщине. Ведь ей приходится нелегко — она учится, имея на руках ребенка, и живет в нужде. Не многие бы решились на такое.

Тем не менее ему нужно было найти способ убедить Лин в том, что сын Маркоса не может расти в таких нищенских условиях. Это просто немыслимо. Как только Тимон узнает о его существовании, он начнет настаивать, чтобы сына его любимого внука привезли в Грецию, для воссоединения с семьей.

Анатолю предстояло заставить эту непримиримо настроенную девушку перестать вставлять ему палки в колеса!

Но как?

Был, конечно, простой способ уговорить ее. Способ, который, как он знал из своего делового опыта, всегда срабатывал.

Он не хотел его сейчас использовать, но он должен был попытаться — ради Тимона, Маркоса и всех рабочих «Петранакос Корпорейшн», чье благополучие находилось сейчас под угрозой.

Он еще немного помолчал. Потом заговорил, и тон его голоса был нарочито размеренный и бесстрастный.

— Я уверен, что Тимон будет настаивать на благодарности за вашу заботу о его правнуке и за вашу уступку его горячему желанию, чтобы сын Маркоса рос в семье его отца. Вам не о чем будет больше беспокоиться. Вам до конца жизни будет гарантирована финансовая стабильность.

Все-таки Анатоль сказал это. Он сказал прямо, что, если Лин не будет чинить ему препятствий, с ее нищенской жизнью будет покончено. Он ждал, когда его слова проникнут в ее сознание.

Ничего не дрогнуло в ее лице. Слышала ли она, что он сказал?

— Так вы хотите купить у меня Джорджи? — спросила она тихо.

Анатоль нахмурился:

— Конечно нет!

— Но вы предлагаете мне деньги, чтобы я отдала его вам.

Анатоль тряхнул головой. Зачем ей нужно представлять все в таком неприглядном свете?

— Я хочу сказать, что… — начал он снова.

— Что ваш дед заплатит мне, если я позволю увезти Джорджи в Грецию, — перебила она его.

— Нет! Все совсем не так. — Голос Анатоля звучал раздраженно.

— Именно так! — Лин вскочила с дивана, на котором сидела, ее голос звенел от возмущения. — Да как вы смеете? Как вы смеете сидеть здесь и говорить, что вы можете купить у меня Джорджи? Как вы посмели прийти сюда и предложить мне деньги за то, чтобы я отдала сына моей умершей сестры?

Он тоже встал, сразу заполнив собой всю комнату. Угрожающий, властный. Но нет, теперь она его не боялась! Теперь он не мог ее подавить!

Лин сделала глубокий вздох, гнев переполнял ее.

— Я поклялась сестре у ее смертного одра, что никогда не оставляю ее ребенка! Что я никогда никому его не отдам! Что я всегда буду заботиться о нем и любить его. Потому что она сама не смогла этого сделать! Потому что она умирала, и она знала, что умирает и не сможет увидеть, как вырастет ее сын, как он станет мальчиком, мужчиной, — никогда, никогда, никогда…

Анатоль увидел, как она сжала кулаки — словно была готова вступить в бой с целым миром ради Джорджи!

На какое-то мгновение наступило молчание. Абсолютное молчание. Затем его нарушил высокий протяжный плач.

О нет! Лин повернулась к двери. Они все-таки разбудили Джорджи своими криками!

— Пожалуйста, уйдите! — сказала она, проходя мимо Анатоля в спальню. — Ну пожалуйста…

Войдя в спальню, она увидела, что Джорджи действительно проснулся и плачет в своей кроватке. Взяв его на руки и тихонько напевая, Лин начала покачивать его из стороны в сторону, пока он не успокоился.

Она глубоко вздохнула и крепко прижала его к себе, чувствуя, что жизнь этого маленького человечка зависит от нее.

Как она могла отдать его? Она любила этого ребенка больше, чем кто-либо другой в целом мире!