Мальчик со шпагой - Владислав Крапивин

— Давайте, — быстро сказал мальчик.

Физрук протянул ему помятый конверт. Мальчик сложил его пополам и сунул в карман.

— Ты опускай, опускай в ящик-то.

— Зачем? — хмуро сказал мальчик. — Оно два или три дня будет идти. А сам я сегодня вечером буду дома.

Станислав Андреевич насупился и тяжело произнес:

— Не будешь ты дома… вечером. Ты эти шуточки играть со мной перестань. Мне директор сказал, чтоб тебя в лагерь доставить. Я доставлю, будь спокоен.

— Как? — удивленно спросил мальчик. — Разве я посылка или багаж? Ну как вы меня доставите, если я не хочу?

— А очень просто!

Станислав Андреевич шагнул к скамейке, левой рукой подхватил чемоданчик и куртку, а правой взял мальчика за локоть.

В первую секунду мальчик замер от неожиданности: никогда в жизни ему не приходилось еще испытывать на себе злую силу взрослого человека. В следующий миг напрягся он, чтобы рвануться со всей обидой и яростью! Но тут же почувствовал: напрасно. Пальцы физрука — сильные, загорелые, с белыми волосинками и короткими ногтями — охватили тонкую руку мальчика с каменной прочностью. И он отчетливо понял, что выхода нет. Сейчас этот человек в самом деле уведет, утащит его отсюда, и никто не заступится. Если кто-нибудь и встретится по дороге, то поверит, конечно, взрослому, а не мальчишке, у которого сто грехов: нарушил дисциплину, сбежал из лагеря, не слушает старших…

"Но ведь это неправда! Как вы смеете! Вы же не имеете права!" Мальчик хотел крикнуть эти слова, но помешали закипающие слезы. Отчаянные слезы готовы были прорваться вместо слов. Но в этот миг сзади раздался короткий хрипловато-горловой звук.

Мальчик и физрук разом обернулись.

Пес уже не лежал. Он стоял на широко расставленных лапах. Это был совершенно незнакомый пес — со вздыбленным загривком и глазами хищника. Верхняя губа у него некрасиво сморщилась и открыла очень белые зубы.

Мальчик опомнился первым. И торопливым шепотом сказал:

— Отпустите меня, он же бросится.

Пальцы словно оттаяли: стали мягкими и скользнули с локтя.

Радость мальчика была как теплый толчок. Он коротко засмеялся.

— Нок, — сказал он. — Ничего, Нок. Спокойно, Нок…

Пес шевельнул хвостом, но по-прежнему неотрывно смотрел на Станислава Андреевича, и шерсть на загривке не опускалась.

Мальчик подошел и взял Нока за ошейник.

Станислав Андреевич медленно отступил на три шага. И проговорил:

— Бешеный… Пристрелить его надо такого. И сам ты тоже псих. Ну, черт с тобой. Вот напишут тебе в школу такую характеристику, что на всю жизнь запомнишь.

Он отступил еще на несколько шагов. Потом осторожно повернулся и зашагал по тропинке к шоссе.

— Оставьте мои вещи, — сказал вслед мальчик.

Станислав Андреевич замедлил шаги, но не остановился. Он словно раздумывал: отдать чемодан или унести в лагерь? Может быть, тогда мальчишка сам прибежит?

Мальчик вспомнил его каменные пальцы, и опять нахлынула обида. Но это была уже не беспомощная обида. Глядя вслед уходящему человеку, мальчик звеняще повторил:

— Оставьте вещи!

Станислав Андреевич остановился, уронил в траву чемоданчик, куртку и опять зашагал. Не оглянулся.

Пес посмотрел на мальчика, приоткрыл пасть и коротко задышал.

— Нок, — сказал мальчик. — Он ведь сам виноват. Верно?

И подумал: "Хорошо, что я не успел заплакать".

Потом он потянул Нока за ошейник и, опустив голову, пошел к брошенным вещам. Шел он очень медленно. И так же медленно возвращался. Лишь в нескольких шагах от скамейки он поднял глаза и увидел, что там сидит незнакомый мужчина.

Мужчина улыбнулся и сказал:

— Добрый день, Серёжа.

Если бы он просто сказал "добрый день", было бы не удивительно. Ведь когда на пустой станции встречаются два человека, неудобно смотреть друг на друга молча. Но незнакомец назвал мальчика по имени. И мальчик встревожился, боясь новой опасности.

— Здравствуйте, — напряженно сказал он.

Все так же улыбаясь, мужчина объяснил:

— Ну что ты удивился? Я прочитал твои анкетные данные на чемодане. Вон какой у тебя опознавательный знак.

Действительно, к боковой стенке чемоданчика был приклеен бумажный квадратик с печатными буквами: "Серёжа Каховский, 5-й отр.".

— Правда, я и не догадался, — облегченно сказал Серёжа. Он отпустил Нока и начал ногтями соскабливать с чемодана бумажку. Нок улегся рядом со скамейкой и вопросительно поглядывал на хозяина.

Серёжа украдкой посмотрел на незнакомца. Тот сидел, неудобно согнув длинные ноги и откинувшись на спинку скамьи. На коленях у него лежала замшевая куртка, а правым локтем он придерживал пузатый желтый портфель. У незнакомца было длинное лицо с круглыми складками у рта, редкие волосы и длинные залысины. Он улыбался, показывая большие прокуренные зубы.

"Дон Кихот с портфелем", — подумал Серёжа. Подумал без насмешки. Дон Кихот (не этот, а настоящий, из книжки) ему нравился. А у этого "Дон Кихота" ему понравилась улыбка, хотя она могла показаться некрасивой и походила на улыбку лошади.

— Из лагеря возвращаешься? — спросил незнакомец.

— Да… — вздохнул Серёжа. — Возвращаюсь…

— Любопытно. Неужели ты и красавца этого из лагеря везешь? — Мужчина подбородком показал на Нока.

— Нет. Я его здесь… Ну, в общем, его мне подарили.

— А, понятно. Славный пес. Главное, порода хорошая.

Серёжа удивленно посмотрел на "Дон Кихота". Тот опять улыбнулся и повторил:

— Хорошая. Типичная среднерусская дворняга.

Серёжа сказал слегка обиженно:

— Пускай. Мне породистая и не нужна. Зато он верный.

"Дон Кихот с портфелем" перестал улыбаться.

— Я ведь не смеюсь, — объяснил он. — Такие вот дворняги очень часто бывают умнее породистых псов. Я знаю одну девочку, у нее совершенно беспородная собака первое место заняла на областной выставке. За выучку. Я про них писал — про хозяйку и про собаку эту, про Берту.

Серёжа перестал соскребать наклейку и выпрямился. И тихо спросил:

— Вы писатель, да?

— Ну почему писатель? Я журналист. В редакции работаю… Видишь, поэтому я и любопытный такой. Как говорится, профессиональное качество…

— А… — сказал Серёжа и вздохнул.

— Почему "а"? — спросил мужчина слегка ревниво. — В том смысле, что понятно, отчего я любопытен? Или жаль, что не писатель?

— Что не писатель, — честно сказал Серёжа. — А то я хотел спросить…