Призрак - Роджер Хоббс

Он выругался и бросил на землю пустой автомат. Достал из заднего кармана «Кольт-1911» и принялся стрелять по невидимой цели. Нелепая маска сползла, закрыв ему один глаз. Он отступал, прикрывая свой отход быстрыми двойными выстрелами. Винтовочная пуля ударилась в стойку у него за спиной, взметнув облако бетонной пыли и штукатурки. Свободной рукой Риббонс стащил с водительского сиденья тело Морено. К приборной доске прилипли ошметки мозгов. Следующий выстрел пришелся в багажник «доджа». Риббонс слышал, как хрустнуло шасси. Но машина была на ходу. Риббонс включил заднюю передачу. Он даже не потрудился закрыть дверь, и она болталась, пока не захлопнулась сама. Он перегнулся через сиденье и выстрелил в заднее стекло. И тут у него прямо над головой взорвалось зеркало заднего вида. Уезжай, идиот!

Риббонс резко сдавал назад, круша припаркованные автомобили. Сползшая на глаза маска затрудняла обзор, но он включил переднюю передачу и по пандусу рванул к выезду с паркинга. Будка охранника в такую рань пустовала, и это оказалось очень кстати, поскольку Риббонс не видел, куда едет. Подбитый «додж» снес шлагбаум, зацепил будку и, виляя задом, вырвался на Пасифик-авеню. Автомобиль пролетел на красный свет и, потеряв управление, выскочил на полосу встречного движения по направлению к Парк-плейс. Риббонс пригнулся и вдавил в пол педаль газа. Он несся вперед на предельной скорости. Вой полицейских сирен раздавался уже в паре кварталов – слишком близко, чтобы отмахнуться от опасности. Риббонс стянул с лица маску, и на приборную панель упало несколько капель пота. Он обернулся. Погони пока не видно. Он несся по широким бульварам Атлантик-Сити, не убирая ноги с педали газа. Морено, прокладывая маршрут отхода, просчитал время движения с точностью до секунды. И весь этот стройный план теперь летел к черту.

Риббонс вывернул руль, промчался через автостоянку и свернул в переулок.

И десяти минут не пройдет, как марка и модель его автомобиля будут известны всем патрулям и постовым в радиусе пятидесяти миль. Он должен спрятать машину и деньги, пока его не накрыла полиция. Но для начала надо оторваться. Уже свернув на бульвар Мартина Лютера Кинга, он почувствовал, что под бронежилетом сочится кровь. Он ощупал рану. Жилет замедлил движение пули и деформировал ее, но она все же пробила двадцать семь слоев кевлара. Особой боли он не чувствовал – спасибо амфетамину и шприцу с героином, о которых позаботился Морено. Но кровотечение усиливалось. Если он хочет жить, надо поскорее промыть и перевязать рану. С лечением можно подождать. Придется подождать.

Снова зазвонил телефон. Тот же рингтон. Звонивший терпеть не мог опозданий, презирал непрофессионализм и не прощал провалов. Его репутация внушала страх даже федеральным агентам, а убийц и насильников превращала в послушных школьников. Составляя безупречно четкие планы операций, он требовал такой же четкости от исполнителей. Неудачный исход попросту не обсуждался. Еще никто из известных Риббонсу людей не подводил этого человека. Даже если такие и были, никто из них уже не сможет рассказать о том, как ему не повезло.

Риббонс покосился на лежавший рядом с сиденьем телефон и нажал кнопку, сбрасывая звонок.

Он пытался сосредоточиться на маршруте отхода, но мешали мысли о маленьком домике у воды. В голове стоял туман, и ему чудилось, что он, словно наяву, вдыхает запах старого викторианского дома и трогает пальцами облупившуюся краску на стенах. Его первый собственный дом. Эта картинка помогала терпеть боль, которую причиняла застрявшая в груди пуля. Он справится. Должен справиться. Обязательно.

Шесть ноль две утра, будь оно неладно.

Шесть ноль две, а полиция уже вовсю прочесывает улицы. Шесть ноль две, а про ограбление уже известно каждому патрульному и федералу. Четыре трупа. Похищено больше миллиона долларов. Около сотни гильз на мостовой. Так и вижу эти газетные заголовки.

С шести утра прошло всего две минуты, а полиция уже подняла на ноги лучших сыщиков.

Через два часа разбудят и меня.

Пронзительный писк сигнала входящего мейла отозвался в моей голове звоном колокола. Я проснулся и дотянулся до пистолета под подушкой. Пока глаза привыкали к свету от экранов системы видеонаблюдения, я пытался восстановить дыхание. Мой взгляд переместился к подоконнику, на котором я оставил часы. За окном было черным-черно.

Я достал пистолет из-под подушки и переложил его на тумбочку. Дыши ровнее.

Когда сердцебиение чуть улеглось, я вгляделся в мониторы. В коридоре и возле лифта никого. На лестницах и в холле тоже. Ночной консьерж бодрствовал, но был слишком увлечен книгой, чтобы замечать, что происходит вокруг. Я живу на восьмом этаже старого десятиэтажного дома, в котором обычно пустует половина квартир. Но в этот ранний час все соседи – те, кто не уехал из города на лето, – еще спали.

Компьютер снова издал писк.

Я занимаюсь вооруженными грабежами уже двадцать лет. Паранойя – неотъемлемый атрибут моего ремесла, как и стопки фальшивых паспортов и стодолларовых купюр под нижним ящиком комода. Начал я подростком. Взял несколько банков – так, удовольствия ради: люблю опасность. Не думаю, что я самый удачливый из налетчиков и уж точно не самый умный, но меня еще ни разу не поймали. Меня никогда не таскали в полицию, с меня не снимали отпечатки пальцев. Я стараюсь хорошо делать свое дело. Мне удалось уцелеть, потому что я очень осторожен. Очень – я живу один, сплю один, ем один. Я не доверяю никому.

Обо мне знает всего человек тридцать. Большинство из них убеждены, что я уже умер. Я веду чрезвычайно скрытный образ жизни – а как иначе? У меня нет телефона, я не получаю писем. У меня нет банковского счета и долгов нет. Я расплачиваюсь наличными, в крайнем случае – корпоративными картами «Виза» офшорных компаний. Связаться со мной можно только по электронной почте, и откликаюсь я далеко не на каждое письмо. Переезжая в другой город, я обязательно меняю электронный адрес. Если мне вдруг приходят письма от незнакомых людей или просто подозрительно бессмысленные сообщения, я вынимаю из компьютера жесткий диск, размагничиваю его в микроволновке, пакую рюкзак. И начинаю все сначала.

Компьютер снова подал сигнал.

Я взял с тумбочки ноутбук: в почтовом ящике оказалось одно новое письмо. Все адресованные мне послания, прежде чем попасть в мой ящик, проходят через несколько анонимайзеров.

Пакеты данных идут через промежуточные серверы в Исландии, Норвегии, Швеции и Таиланде, где разбиваются на мелкие порции и расходятся по всему миру. Вычислить реальный IP-адрес нереально. Сегодняшняя почта пришла две минуты назад на мой первый офшорный адрес в Рейкьявике, где сервер зашифровал ее моим личным 128-битным ключом. Оттуда ее переправили на следующий адрес, зарегистрированный под другим именем. Потом еще один адрес и еще один. Осло, Стокгольм, Бангкок, Каракас, Сан-Паулу. Сообщение последовательно передавали по десяткам адресов, оставляя в каждом почтовом ящике по копии. Кейптаун, Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Токио. Письмо – безликое и анонимное – стало неуловимым и конфиденциальным. Прежде чем добраться до меня, информация пару разу обогнула земной шар. Она хранилась во множестве почтовых ящиков, но открыть я мог только один из них. Я ввел свой пароль и стал ждать расшифровки послания. Было слышно, как зашуршал жесткий диск, и центральный процессор приступил к работе. Пять утра.