Три желания женщины-мечты - Дарья Донцова

Мой работодатель потер затылок.

— Геннадий Петрович, зять Елизаветы Гавриловны, кормил всех своих домочадцев. Когда он умер, для семьи настали черные дни — дом большой, содержать его непросто, на одном электричестве разоришься, а из домашних только Элла и Олег регулярно зарплату получают, причем оклады у них невелики. Надо было бы остальным ленивые задницы от диванов оторвать, но они не желают. Катя по-прежнему изображала из себя Шанель и Дольче с Габбаной, Алла бегала по маршруту: фитнес-косметолог-стилист, готовилась к очередному конкурсу красоты, Виктор участвовал в викторинах. Вдова, Нина Анатольевна, впала в депрессию. И тут всех приструнила бабка, Елизавета Гавриловна, которой, кстати, на днях стукнуло девяносто. Уникальная женщина, героическая, просто легенда! По национальности она пуштанка.

— Никогда не слышала о такой, — удивилась я.

— Россия огромна, я сам о пуштанах ничего не знал, — сказал Иван Николаевич. И продолжил: — Григорий Васькин, владелец кинофабрики, устроил мне экскурсию в музей и тебя туда отведет. Он тоже пуштан, Комани для него… слов не подберу… ну, как Ленин для октябренка. Понимаешь?

— Кто такие Комани? — растерялась я.

— Это девичья фамилия Елизаветы Гавриловны, — пояснил Зарецкий. — Давай коротенечко введу тебя в курс дела…

Пуштаны — малочисленный народ, который селился кучно в одном районе на границе с Китаем. Пуштанов, занимавшихся сельским хозяйством, было несколько тысяч человек, они сохранили свой язык, письменность, обычаи, жили замкнуто, никому не мешали. Но в сорок шестом году Сталин решил, что пуштаны предатели. Дело в том, что никто из них во время Великой Отечественной войны на фронт не пошел — им религия не позволяла оружие в руки брать, вот вождь и решил с пуштанами разобраться, направил в глухомань сотрудников МГБ[1]. Те живо согнали население в гетто, расстреливали взрослых мужчин, женщин и подростков старше четырнадцати лет. Детей помладше отнимали у родителей, отправляли в детские дома по всему СССР. Народ хотели истребить вовсе, поэтому ребятам давали другие фамилии, в документах в графе национальность писали «русский», запрещали говорить на родном языке[2]. Да и с кем малышам говорить было? Власти следили, чтобы двух пуштанских детей в один приют не отправляли.

Но не все эмгэбэшники оказались жестокими палачами, кое-кто помогал пуштанам. Один из присланных из Москвы сотрудников по имени Семен влюбился в двадцатилетнюю Лизу Комани, и они стали уводить пуштанов тайными тропами из гетто. Елизавета и Семен спасли многих, но в конце концов он попался, его расстреляли, а Лизе удалось скрыться. Позже она вышла замуж за Анатолия Николаева, поменяла фамилию. Она выучилась сначала на медсестру, потом на врача, у нее родилась дочь Нина. Та выросла, стала женой Геннадия Петровича Николаева, семья переехала в Гидрозавод. О своем происхождении Елизавета Гавриловна никому не рассказывала.

Спустя какое-то время к Григорию Андреевичу Васькину, основавшему «Кинофабрику», приехала мать, Вера Дмитриевна, историк. Она сразу побежала в гости к Елизавете, и вот тут выяснилась правда: оказывается, Васькина пуштанка и она собирает материал для книги о своем народе. В процессе работы она выяснила, что Елизавета Гавриловна настоящая героиня, спасшая от смерти многих соплеменников. В далеком детстве Вера жила в соседнем с ней доме, прекрасно знала семью Комани, потом ее отправили в детдом, а все родные — отец, мать, старшие братья — погибли. Большую часть жизни она скрывала свое происхождение, у Веры Дмитриевны не осталось ничего памятного о близких: ни фото, ни какой-либо безделушки, ведь при отправке в интернат девочке не разрешили взять из дома что-либо, кроме одежды. Елизавета Гавриловна оказалась единственным человеком, с кем Вера Дмитриевна могла поговорить о прошлом. Ей это было очень нужно, ведь Васькина писала историю пуштанов, сидела в архивах, разыскивала своих сородичей.

К сожалению, Вера Дмитриевна умерла до выхода своего труда в свет. Григорий Андреевич попросил Ивана Николаевича издать книгу матери. Зарецкий не отказал, так и началась его дружба с Васькиным.

— Хорошо, что мне не довелось жить в сталинские времена, — поежилась я.

— С одной стороны, да, хорошо, — кивнул Иван. — Но с другой… В те годы в СССР царил невероятный энтузиазм, люди ощущали душевный подъем, свою причастность к происходящим историческим событиям, гордость за то, что живут в великой стране. Я порой завидую отцу и матери, мне бы тоже хотелось испытать такие чувства, с восторгом работать во славу отечества.

— Но ведь ты мог очутиться в лагере и валить лес, — вздохнула я. — Или бы тебя расстреляли как врага народа за некстати рассказанный анекдот.

— Вернемся в нашу действительность. Когда Елизавета Гавриловна поняла, что после смерти зятя-профессора к ним подступает нищета, она стукнула кулаком по столу и навела порядок: велела организовать мини-отель. Теперь семья сдает гостевой дом приезжим, там четыре спальни и столовая-гостиная. Большой участок позволяет хозяевам не пересекаться с постояльцами, те входят на территорию через специальную калитку. Прислуги у Николаевых нет, Нина Анатольевна хлопочет по хозяйству, готовит гостям завтраки, а Катя и Алла убирают номера, стирают белье.

— Думаю, молодым женщинам это не особенно нравится, — заметила я.

— С Елизаветой Гавриловной не поспоришь, — улыбнулся Иван. — Возраст над ней не властен, в девяносто она сохранила бодрость, ум и здоровье. Да, небольшое уточнение: дом и сад принадлежат старухе. Семья перебралась в Гидрозавод давно, когда дети Николаевых были совсем крошечными, а Григорий Петрович имел звание только кандидата наук. Думаю, больших денег у него тогда не было, Елизавета же Гавриловна скопила некую сумму. В те времена недвижимость и земля в провинции почти не ценились, теще будущего профессора удалось приобрести участок и поставить на нем маленький дом. Зять быстро сделал карьеру на научном поприще, защитил докторскую и прошел путь от простого преподавателя до ректора университета Нижнегорска. Григорий Петрович возвел большой особняк, гараж, а старое здание превратил в домик для гостей, завел садовника, стал оплачивать все расходы. И тем не менее собственницей недвижимости оставалась Елизавета Гавриловна — новый просторный коттедж тоже был оформлен на ее имя. Посему у дамы с родными разговор короткий: не нравятся мои требования — до свидания, собирайте манатки и сматывайтесь, никого насильно здесь не держу, я вас люблю, но кормить-поить бездельников не желаю. Думаю, Катя и Алла недовольны ролью горничных, но выбора у них нет. Красавицы давно уже не юны, обеим подкатывает к тридцати. Аллочка еще пытается принимать участие в конкурсах красоты, но звание «Мисс мира» нашей блондинке не светит. Катя продолжает рисовать модели одежды, хотя денег ей за это никто не платит. Небось внучки ждут, когда бабушка умрет, рассчитывают на завещание, надеются получить и дом, и участок, и деньги.