Правдивая история завоевания новой Испании - Берналь Дель Кастильо

Сейчас же мы решили, что 20 солдат из нас, наименее израненных, высадятся. Среди них был и я, а также пилот Антон де Аламинос. Захватили мы с собой бочки и кирки, а также изрядное количество наших арбалетов и аркебуз. Прощаясь с нами, наш капитан, тяжело раненный и очень ослабленный от мук жажды, умоляя нас ради Бога найти пресную воду, иначе он должен умереть. И все мы вступили на берег. Пилот Аламинос сейчас же узнал местность и сказал, что именно здесь они пристали и с Хуаном Понсе де Леоном и сразились с индейцами, понеся крупные потери. Посему мы действовали осторожно: выслали вперед двух товарищей в качестве передового поста, а сами начали копать колодец. Слава Богу, проступила хорошая вода. С легким сердцем насладились мы вкусной влагой, а кстати прополоскали повязки раненых. Так прошел добрый час, и когда мы весело принялись грузить бочки, прибежал солдат с поста с криком: «К оружию! К оружию! Множество индейцев воинов идет с суши и другие с моря на лодках!» Действительно тотчас же появились и они: рослые, сильные, одетые в звериные шкуры, с громадными луками, острыми стрелами и копьями на манер мечей. С первого же наскока они ранили шестерых; я сам тоже получил легкую рану в правую руку. Но мы их встретили такой пальбой и столь могучими ударами, что они отпрянули и устремились к берегу на помощь своим, которые в лодках сражались с нашими товарищами. Побежали туда и мы; воистину вовремя! Ибо индейцы уже овладели нашей лодкой и прицепили ее к свои челнокам; четверо из наших моряков были ранены, а пилот Аламинос даже опасно ранен в глотку. Мы храбро набросились на врагов, до пояса вошли в воду и, действуя мечами, изгнали индейцев из нашей лодки. Трех раненых индейцев взяли мы в плен (потом они все же умерли), и 22 убитых индейца лежали на берегу.

Сейчас же мы стали расспрашивать солдата, прибежавшего с известием о нападении, что же стало с Беррио, его товарищем. Оказалось, что тот пошел срубить дерево, да так и не вернулся, а лишь слышны были его крики; помочь ему он не мог, а тотчас побежал к нам с предупреждением. Тогда мы пошли его искать; нашли надрубленное дерево и кругом много следов, но крови не было — значит, они увели его живьем. Все наши поиски и крики ни к чему не привели. Странно, что именно Беррио так кончил: это был тот единственный солдат, который остался цел и невредим после боя у Чампотона. Итак, мы вернулись к лодке и наконец-то привезли нашим пресную воду. Радость была так велика, точно мы им жизнь привезли! А один из солдат, словно лишившись рассудка, не смог дождаться, прыгнул в лодку и стал пить, пить без конца, так что вскоре распух и умер.

Набрав воды, мы поставили паруса и двинулись к Гаване59. Прекрасная была погода, плыли мы и днем, и ночью, но у островков Мучеников [(Los Martires)] было несколько рифов, которые назывались — Рифы Мучеников [(Bajos de los Martires)}, и главный корабль напоролся на риф и затонул бы, если бы мы все не стали на помпы60. Никогда не прощу нескольким матросам с Леванта61; когда мы к ним обратились: «Братья, помогите откачать воду, вы ведь видите, что мы сильно изранены и изнурены», — то они ответили: «Дело ваше, мы не солдаты, да и нам перепало немало голода, жажды, трудов и ран». Пришлось их силой приставить к помпам. Так мы, страдая от ран, обслуживали и помпы, и паруса, пока Наш Сеньор Бог не привел нас благополучно в гавань Каренас, где вскоре был построен город Гавана, а до того времени ее обычно называли Гавань де Каренас [(Puerto de Carenas)]. И, вступив на сушу, возблагодарили мы Бога.

И мы немедленно донесли губернатору Диего Веласкесу, что мы открыли земли с большими поселениями и постройками из камня и извести, где население одето в хлопчатобумажные ткани, возделывает маис и имеет золото. А наш капитан, Франсиско Эрнандес [де Кордова], сухим путем отправился к одному городу, который назывался Сантиспиритус62, где у него была энкомьенда63 с индейцами, но, не доехав, умер на десятый день нашего прибытия. Остальные товарищи рассеялись по всему острову, а трое умерли от ран в самой Гаване. Корабли наши переправлены были в порт города Сантьяго де Куба64, где пребывал губернатор [Диего Веласкес]. Там мы выгрузили и двух индейцев, плененных нами на Мысе Коточе, которых звали Мельчорехо и Хульянильо65, и добытые из шкатулок диадемы, рыбок, уточек и других животных из золота, а также множество поразительно изготовленных идолов. Много это наделало шуму на всех островах, и в Санто Доминго66, и на Ямайке, и даже в самой Испании. Говорили, что это самая богатая из всех пока открытых стран, ибо нигде еще не встречали домов из камня; указывали на то, что идолы, дескать, древние, еще до Христа; были и такие, которые предполагали, что привезены они иудеями, изгнанными из Иерусалима Титом и Веспасианом, потерпевшими здесь крушение67. Сам Диего Веласкес тщательно выспрашивал наших двух индейцев, есть ли на их родине золотые прииски. Они ответили: да; тогда он показал им золотой песок с Кубы, и опять они заявили, что такового у них в великом множестве68. Лгали они; ведь известное дело, что ни на Мысе Коточе, ни во всем Юкатане нет ни жильного, ни речного золота, как и серебра. Путаница произошла и в другом: растение со съедобными корнями, из которых делают хлеб, кассава, называется на острове Куба уиса, и tlati — так индейцы называют землю; таким образом, соединив юка с тлати, стали называть Юкатан, и так говорили испанцы Веласкесу, присутствовавшие при беседе с индейцами: «Сеньор, эти индейцы сказали, что их земля называется Юкатлан». Так и осталось это название, которого в их языке и не было.

На эту прекрасную экспедицию пошли все наши средства; нищие вернулись мы на Кубу, нищие и покрытые ранами. Да и то счастье! Могло быть и хуже. Ведь потеряли же мы одними убитыми более 57 человек. Вот и вся корысть от нашего «открытия». Губернатор же, Диего Веласкес, обо всем доподлинно написал в Испанию, к важным сеньорам, руководившим тогда Королевским Советом по делам Индий69: какое, дескать, великое открытие он сделал и на сие потратил огромное количество золотых песо. И ему поверили; епископ Бургоса и архиепископ де Росано — дон Хуан Родригес де Фонсека, президент [Королевского] Совета по делам Индий, отписал в этом смысле Его Величеству во Фландрию70, восхваляя заслуги Диего Веласкеса. А о нас, открывших эту страну, он даже не упомянул!

Я с несколькими товарищами, тоже ранеными, остался в Гаване. Когда мы немного поправились, мы, трое солдат, сговорились с местным жителем, Педро де Авилой, вместе отправиться в город Тринидад1. За 10 золотых песо он согласился взять нас в свою лодку, когда отправится туда с партией хлопчатобумажных рубашек. И вот мы все с Педро де Авилой и несколькими индейцами, очень хорошими гребцами, отправились в путь.

Плыли мы вдоль берега то под парусом, то на веслах. Но однажды ночью поднялся сильнейший ветер, мы не смогли против него выгрести, и наше судно разбилось о береговые скалы. Пропал весь груз Педро де Авилы, и мы, совсем нагие — мы разделись, чтобы лучше плыть и спасти лодку, — с массой ссадин и кровоподтеков еле-еле выбрались на сушу. Пришлось надеяться лишь на Бога и с большим трудом идти пешком в Тринидад. Дорога шла берегом по острым камням, часто заливалась волнами, все время под напором ветра; как мы ни обкладывались листьями, но кожа наша лопалась и тело покрывалось мелкими язвами; особенно страдали ноги, и так как ни у кого из нас не осталось ножа, то мы камнями отбивали кору и лианами подвязывали ее в виде сандалий. Наконец, совершенно изнеможенные, мы дошли до индейского поселения Иагуарама, принадлежавшего в то время падре фрай Бартоломе де Лас Касасу2, священнику, известному лиценциату и монаху-доминиканцу, тому самому, который потом был епископом Чиапы3. Индейцы дали нам поесть, и через несколько дней мы пришли в Тринидад, где мой друг и земляк, Антонио де Медина, дал мне одежду, а другие добрые люди сделали то же для моих спутников. Без денег и сильно ослабевши, добрался я оттуда в Сантьяго де Куба, столицу губернатора Диего Веласкеса, который как раз хлопотал по снаряжению новой экспедиции. Очень он мне обрадовался; ведь мы были сродни. И вот в разговоре он спросил меня: подлечился ли я настолько, чтобы вновь отправиться в Юкатан. «Эх, — сказал я, — лучше бы Вы эту страну назвали «Смерть одних, увечье других!» «Ну, — ответил он, — не Вы первый, не Вы последний; так всегда бывает с открывателями новых земель. Но зато Вам будет и великая награда от Его Величества, которому я все сие доподлинно опишу. А пока, сынок, примкни к экспедиции Хуана де Грихальвы4, которую я готовлю; почетное место тебе обеспечено».