Любимая противная собака - Ольга Арнольд

Вообще мне очень нравится наш дом. Здесь много собак, много людей, с которыми приятно пообщаться, и даже много кошек. Местные дикие собаки гоняются за кошками, но я их не понимаю. Не могу сказать, что кошки мне симпатичны, скорее я к ним безразличен. Иногда мне хочется понюхаться с местными котами, но Мама не дает, говорит, что я без глаз останусь. Впрочем, коты и кошки, как и собаки, бывают разные, все зависит от личности. Некоторые кошачьи личности мне положительно не нравятся. Вот, например, как-то мы на даче Цунами вместе с компанией пошли в гости к соседям, и вдруг из их дома вырвался запертый там кот Степка — Котище огромаднейший! — и как начал гоняться за мной! (Цуня предусмотрительно отбежала в сторонку). Я слышал, как Мама после этого рассказывала, что я бежал, петляя, как истинный заяц, а кот гнался за мной, как гепард за газелью. Но в тот момент у меня была одна только мысль — спасти свою шкурку, она мне дорога! Я удирал со всех лап, не выбирая направление, но, услышав призывный крик Мамы, подбежал к ней, и она выхватила меня из-под самого носа страшилища. Хозяйка кота его изловила и снова отправила в заключение, но я отказался сходить с маминых ручек, пока мы не ушли оттуда, — мало ли что придет в голову этому бешеному!

Наши соседи делятся на собачников и кошатников; конечно, собачников я люблю больше, впрочем, и кошатники ко мне обычно относятся хорошо. Большой кот по имени Мурзавецкий живет у друзей Мамы в соседнем подъезде. Его хозяева мне очень симпатичны, интеллигентные люди, понимают, что первая задача интеллигентных людей — это заботиться о братьях меньших. Кстати, почему меньшие? Я, может, и не крупный, но в душе я — очень большой!

Так вот, хозяева этого Мурза — творческие люди, я их зову Писательница и Журналист. Вообще в нашем доме живет очень много творческих людей. Я так понимаю, что творческие люди — это те, кто сидит дома и стучит на компьютере. Или мусолит бумагу. Или, как художники, целый день пачкается в краске, и это у них называется работой. Это несправедливо. Когда полутворческие-полурабочие люди во дворе красят заборы и я случайно измажусь, Мама меня ругает и долго отмывает. А им все можно, хоть целиком покрасься!

Я слышал, как хозяйка моего врага Мули назвала мою Маму бездельницей, потому что какая это работа, если она сидит дома? В чем-то она и права, потому что те, кто сидит дома, должны все время заниматься своими четвероногими, а Мама большую часть дня проводит, уткнувшись в свой ноутбук, и мне приходится спать у нее под боком. А хозяйка Мули вообще не работает, зато много гуляет и шляется вместе с ним по магазинам. Любопытно, а что это такое? Мама со мной никогда не «шляется», но иногда мы с ней ходим на рынок, там она покупает для меня мясо. Я люблю рынок — там очень вкусно пахнет, а еще меня там угощают и даже дарят игрушки.

Интересно все-таки, к какому классу относятся те, кто красит заборы? Они творческие или работающие? В другое время они подметают двор и таскают туда-сюда тележки. Мама их называет дворниками, а еще их зовут узбеками. Я думал, что это одно и то же, но одна знакомая мне собака считает, что дворники имеют право на существование, а узбеков надо есть. Потому что они пахнут по-другому. Это Кнопка так говорит, но кушать она их не кушает — куда ей, — а просто на них лает. Впрочем, она вообще скандальная. Но мне узбеки нравятся, они все ко мне хорошо относятся, говорят, какой я красивый, и никогда не ссорятся с Мамой, даже если я покакаю на травке у них на виду.

Так вот, я отвлекся. В отличие от творческих людей, люди работающие уходят рано утром из дома и приходят поздно вечером, усталые, а два дня в неделю отсыпаются. Мама объясняла, что Папа так много работает, чтобы покупать мне вкусные косточки, катать на машине и дарить новые игрушки, а творческие люди, увы, зарабатывают только на сухой корм и гречневую кашу (кто это решил, что собаки любят кашу?). Хозяева Мурзавецкого, как люди творческие, целый день проводят за столом: она пишет свои книги, а он сидит за компьютером. Они мне нравятся: всегда найдут, чем порадовать песика, погладят, дадут вкусный кусочек. Как-то раз, сидя под столом, я принялся жевать манжету на брючине Журналиста, так тот даже не пошевелился. Когда его спросили, почему он меня не прогнал, то он ответил, что должны же быть у собачки свои развлечения. Когда-то он тоже ходил каждый день на работу, но теперь полностью перешел в творческую ипостась личности — наверное, потому что старый стал, лет десять по-собачьему. Мурзавецкий у своих родителей как сыр в масле катается. Надо отдать ему должное: он так выдрессировал хозяев, что они у него ходят по струночке. Например, если его левой задней лапе что-нибудь захочется, то они будут его ублажать, забросив все свои дела. Если он желает играть, то Журналист ползает по полу вместе с ним, забыв про все на свете. Если им кажется, что он плохо себя чувствует, они зовут врачей и организуют целый консилиум. Иногда он устраивает им тренинг: специально прячется на несколько часов, чтобы они не расслаблялись. Хозяева обычно впадают в панику и лихорадочно его ищут, а когда он наконец выходит из своего убежища, то плачут от радости.

Один раз Мурзавецкий чуть не довел своих родителей до инфаркта. Как-то вечером он гулял на балконе и умудрился оттуда исчезнуть, просто растворился во тьме. Выяснилось, что он каким-то образом отодвинул оконную раму, но что с ним было дальше, покрыто мраком. Ночным. Так как Мурзавецкие (вообще-то у них совсем другая фамилия, но людей обычно называют по главе семьи, а Мурзик у них точно самый главный) живут на десятом этаже, то первым делом они решили, что кот разбился, и помчались вниз. Под своими окнами они искали его хладный труп или хотя бы следы крови, но ничего не нашли. Потом они кликнули на помощь соседей, и мой Папа тоже оделся и с мрачным видом пошел на поиски. Но кот как будто испарился, и мы с родителями легли спать, а родители Мурза всю ночь, как потом выяснилось, не спали. На следующее утро, совсем раннее, Журналист обнаружил кота на площадке у лифта и отнес в квартиру. Оказывается, он вовсе и не падал вниз, а просто прошелся по карнизу до двери на черную лестницу и ночью всю ее обследовал. Его хозяева после этого пили сердечные лекарства, а Мурзавецкий совсем присмирел и не выходил встречать гостей даже за дверь квартиры. Мы с Мамой через два дня их навестили, так он лежал, не вставая, на своем кресле и молча философствовал, переваривал свое приключение. На меня даже не взглянул. Вот чудак! Чего уж из квартиры выходить бояться, это же не по карнизу идти над пропастью! Подумаешь, ну забудут тебя там, посидишь немного на коврике перед дверью. Меня Мама однажды забыла, я сидел и ждал, так она даже меня не хватилась. Хорошо, сосед ей позвонил, накинулся на нее с упреками — мол, ты не мать, а мачеха, своего ребенка оставила в холодном холле и не вспомнила! Я не люблю, когда Маму ругают, но тут это было совершенно справедливо. Она меня спокойненько забрала, правда, долго извинялась. А творческие хозяева Мурзавецкого так напугались, что то и дело к нему подходили и щупали, как будто хотели убедиться, что вот он, живой, из плоти и крови. Противно смотреть даже!

Мурзавецкий и себя считает персоной творческой. Обычно, когда Писательница сидит за своим столом и пишет, то он сидит перед ней на рукописи, и она просит у него позволения вытащить из-под него листок. Видите ли, он ее вдохновляет! Не Мурз, а Муз прямо какой-то! Остальное время он проводит у компьютера вместе с Журналистом, играет с мышкой. Бедняга, он никогда не видел настоящей мышки, даже дохлой!