Хроники Мидгарда. Нуб детектед - Альтс Геймер

Летопись Кезона. Прибытие

Вот и все. Ушли последние силы, и прибрежные воды сомкнулись над его головой, словно накидывая прозрачный изумрудный саван на измученное тело. Кезон упрямо сжал зубы, погружаясь в пучину. Наконец после бесконечных нескольких секунд его правая, неповрежденная нога коснулась песчаного дна. Да или нет? Да!!! Родная целительная энергия Баркида хлынула внутрь своего повелителя, воодушевляя и наполняя его. Кезон неловко оттолкнулся, беспорядочно загребая руками, всплыл, хлебнул воздуха и вновь опустился на дно, но уже на несколько шагов ближе к берегу. С каждым разом его толчки были сильнее и уверенней. К нему возвращались сила и утраченные в нейтральных водах навыки. Из прибоя он вышел, хоть и превозмогая боль, но уже на двух ногах, и набегающая на узкую полоску литорали волна не смогла его свалить. Кезон добрел до ближайшей пальмы, опустился на колени и припал губами к земле. Потом мысленно связался с Суллой, своим глашатаем. Дав приблизительные координаты места, где он находился, Кезон приказал ему немедленно отыскать себя и принести целительные зелья и одежду, но строго наказал — пока о его появлении никому ничего не сообщать. Следовало привести себя в порядок, прежде чем возвращаться во дворец, несомненно, сейчас представлявший собою настоящую обитель скорби. Понимая, что весь Баркид охвачен трауром по павшим, он не хотел представать перед подданными сломленным, утратившим веру, истерзанным страданиями смертным. Он желал снова стать полубогом, но полубогом, без остатка охваченным гневом и жаждой мщения за свои неудачи. Он воздаст своим врагам за все. За погибших друзей, за уничтоженный флот, за поруганные штандарты, за развенчанный миф о непобедимости Баркида, создававшийся им годами. Кезон опустился на сухие пальмовые листья в тени дерева и наконец-то смог впервые за несколько дней спокойно заснуть.

Когда через несколько часов он вновь открыл глаза, уже начало смеркаться. Сулла сидел в пяти шагах и терзал огромным клювом какую-то несчастную мышь. Белоголовый орлан-исполин, четырехметровым размахом крыльев способный нагнать страх на кого угодно, явился на зов повелителя. Рядом с Кезоном на охапке прелой травы валялась пузатая бутыль с эликсиром, к которой тот немедля припал. Бутыль лежала одна, а одежды не было вовсе. Целебное зелье сразу стало работать, Кезон с удовлетворением наблюдал, как затягиваются на теле раны и порезы, как покрывается розовой кожей разорванная акулой стопа. Сулла аккуратно переставил могучие лапы и поближе переместился к хозяину. Его голова несколько раз комично склонилась, принимая своеобразную позу почтительности.

— Как дела в городе?

— Все спокойно. Волнения улеглись.

— Хорошо. Почему только одно зелье? И где моя одежда?

Сулла беспокойно повертел клювом.

— Я не умею воровать, повелитель. Я — глашатай. Мне и это было трудно достать.

— Воровать? Почему тебе пришлось воровать? Почему не взял из моих запасов во дворце?

— У тебя больше нет дворца, сир. И слуг нет.

Кезон рывком поднялся с земли.

— Вот, значит, как. Кто сейчас у власти? Куда смотрели Стратор и Ульпий? Как допустили переворот? Лишь шесть страж я плыл на бревнах от Запретного города и вернулся, чтобы застать свое государство в руинах!

— Четыре дня? — Сулла угрюмо выдержал его взгляд. — Нет, не через океан лежал путь твоего возращения. Три месяца тебя носило по Морю Безвременья, государь! И пока тебя не было, тут произошло многое.

— Юпитер всемогущий! — вскричал Кезон и обхватил голову руками.

Хоть и низвергнутый правитель, но по-прежнему великий человек, он сумел быстро взять себя в руки. Он выжил. Он вернулся. Он отомстит. Сулла не сводил с хозяина немигающего взгляда.

— Вот, оказывается, каков гнев ушедших Иерархов! Каким болваном я кажусь себе теперь! Я попал в зону хронопарадокса. Впрочем, мне следовало предвидеть. Говори.

— После того как ты, государь, увлек своих сторонников в экспедицию против Запретного города, жрецы принесли жертвы в храмах. И все стали ждать вашего возвращения или гонцов с вестями о победе. Готовился триумф Кезону и его гвардии. Но прошла неделя — и ничего. Наконец, переродившись в ворона, вернулся Коракс и рассказал о разгроме. В городе начались волнения. Альба Лонга и Дакия восстали. Ульпий взял власть, а Стратор с войсками отправился усмирять колонии. Народ ждал перерожденных. Но почти никто не возродился. Всех как будто поглотила пучина. Город пребывал в отчаянии. Во всем винили тебя, владыка. В храмах поносили твое имя, которое вскоре стало проклятием. Теперь его вообще вычеркнули из исторических анналов, а если хотят упомянуть о твоем правлении, тебя именуют просто — Диктатор. Ульпий и Стратор объявили об учреждении консульского правления, где Ульпию принадлежит светская власть, а Стратору — военная. Вскоре прибыло посольство Запретного города, и отныне между нашими державами — военный и торговый союз. Альба Лонга получила автономию, Дакия — статус протектората, где от руки Стратора правит его младший брат Феликс. Твоего префекта держат в теле ворона в храме Ювенты.

— Зачем глумятся над стариком? Им он не сделал ничего дурного!

— Кроме того, что не признал власть Консулов. Он — живое напоминание глубины твоего падения и символ силы новой власти.

— А что моя жена? И наложницы?

— Недолгим оказался твой брак. Корнелия отреклась от тебя, государь. Ходили слухи, что ее к этому принудили, но разве это меняет дело?

— Непостоянство… Имя тебе — женщина, — прошептал Кезон.

Сулла, не обращая внимания на муки господина, механически продолжал перечислять факты.

— Чтобы соблюсти закон, тебя официально, в храмах, объявили покойником. Корнелия приняла ухаживания Стратора. Через две недели состоится их бракосочетание в храме Ювенты. А наложниц Ульпий отдал в Публичный театр, и теперь их каждое воскресенье можно увидеть во время представления труппы театра на площади богини Русины. Твоя личная стража пыталась оказать сопротивление, но бунт жестоко подавили. Тела павших выставили за ворота города на всеобщее осмеяние.

Кезон рывком встал, в ярости потрясая кулаками. Ослепленный гневом, он подскочил к изогнутому стволу пальмы и принялся неистово колотить по нему, изрыгая проклятия. Разбив руки в кровь, без сил опустился на сухую листву. Его голова поникла. Но всего лишь на несколько секунд. Только на мгновения скорлупа, скрывающая личность сверхчеловека, треснула и показала его истинное лицо — лицо, искаженное горечью утраты, лицо мятущегося и безмерно страдающего от горя смертного, — а потом он вновь проявил свое необыкновенное самообладание и холодно вопросил:

— Это все?

— И да, и нет. Рассказать можно еще многое… Но смысл один — тебе нельзя, сир, появляться в городе. Тебя немедленно схватят и после «легис акцио»[5]придадут позорной казни. Скорее всего, в тайне, чтобы не волновать народ.