Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек

Девчонки и впрямь были похожи на стайку перепуганных воробьев, слетевшихся на хлебные крошки: пугливые, шаг сделаешь – и упорхнут. Но валиде достаточно уже повидала девиц, чтобы в этой кутерьме пестрых одежд и ряби взволнованных жестов начать распознавать характеры – а значит, судьбы. Ибо жизнь человека, конечно, записана в Книге Судеб, и как решил Аллах – так и будет, но иногда опытным взглядом можно прочесть, какие строки начертаны небесным каламом в этой самой Книге.

Вон та, совсем маленькая, со смешным курносым носиком, вырастет в потрясающую красавицу, но для гарема султана не годится. Прячется за спины подруг, глаз не смеет поднять, да еще и тело ее колотит нервная дрожь… Таких съедают первыми.

А вторыми – таких, как вон та, беленькая, с интересом озирающаяся вокруг и притворяющаяся, будто ну вот она-то нисколечки не боится. Эта, конечно, и загадочную гостью на балконе уже углядела, но делает вид, словно нет никого, словно одна она здесь: позы принимает величественные, подбородок задирает… Но все это можно понять, простить и исправить надлежащим воспитанием. Чего уже не исправишь, так это невнимания к тем, с кем ты приехала. Блондиночка никому и слова не сказала, приберегла все для себя. Но гарем – место, где поодиночке никому не удержаться. И пускай сегодняшние временные союзницы завтра ударят тебе в спину, нашепчут на тебя евнуху и наставнице-калфе всякие гадости, но сегодня вы вместе, против других, которые тоже действуют сообща. Что ж, жаль, девчонка и впрямь хороша собой, но сразу видно – смутьянка, каких поискать. А валиде не таких ищет для Ахмеда. Внуку потребуется союзница, не противница.

Если глупая девица не осознает своей глупости – очень, очень жаль. Если осознает, но считает ее добродетелью, помогающей выжить, – тем хуже для нее. В любом случае в султанском гареме ей не место.

Теперь вот эта, уже начинающая оформляться, похожая на трепетный цветок, из тех, что распускаются по ночам и пленяют нежным ароматом. Тоже не из самых бойких, но взять ее необходимо, на нее можно опереться, невооруженным глазом видно. Да и какое-никакое воспитание чувствуется: держится девушка так, как подобает, хоть и допускает подчас незначительные ошибки. Их-то как раз выправить можно легко. Подходящий характер, симпатичное личико – самое оно для юноши, который скоро осознает влечение к красавицам.

Ее собеседница ошибок допускает куда больше, однако же валиде и ее окинула одобрительным взглядом. Ладная девчушка, круглолицая, с быстрыми и смелыми глазами, явно готовая своих подруг защищать хоть от валиде, хоть от самого шайтана. Жаль, что вот та маленькая ну совершенно не подходит, ах, как жаль… Придется на первых порах потерпеть неприязнь смелой красавицы, а это сильно будет мешать обучению. Но дело того стоит.

Кивнув самой себе, валиде перевела взор на следующую девушку. А потом еще на одну, и еще, и еще…

Что ж, по большому счету боснийский санджак-бей не разочаровал могущественную Сафие-султан. А что мог бы и получше постараться – так когда мужчины разбирались в женском характере? Потому как ежели бы разбирались, то многие в гареме не сумели бы спасти своей головы.

Взять хотя бы ее саму, хасеки Сафие. Разве много радости было, когда муж, ранее любивший ее одну, вдруг – внезапно! ничего не предвещало беды! – отвернул от нее взор и начал ласкать в своей опочивальне одну женщину за другой, меняя их быстрее, чем наряды? Двадцать сыновей оставил по себе султан Мурад, двадцать! А дочерей и того больше. Но Сафие терпела, может, улыбалась чаще обычного, а слезы ее видели лишь звезды, просвечивающие сквозь полог опочивальни, да иногда верная Рухшах. Справиться с собой было нелегко, но ведь справилась же! Лично покупала новых наложниц для султана, заслужив тем самым его тепло и приязнь. Прежняя любовь не вернулась, но положение Сафие в гареме упрочилось сильней, чем раньше. Стоящим ли оказался размен? Могущественная валиде, честно говоря, не знала до сих пор.

Наверное, стоящим. Ведь жива и при власти – чего еще хотеть?

В этой жизни – нечего.

Пожалуй, пора выйти к девушкам, пока они совсем не потеряли разум от страха. Валиде знала, как действует на людей неизвестность: лишает стойкости, заставляет опасаться собственной тени. Когда-то она ведь и сама…

– Идем, Рухшах. Видишь, внизу нас ждут.

– А и правда пойдем, госпожа. Давно пора!

Строгая и собранная, валиде Сафие повернулась и неторопливо начала спускаться по лестнице.

Тени, скрывающиеся среди занавесей и пристально следящие за валиде, всплеснули рукавами длинных халатов и черными птицами вылетели в узкое зарешеченное окно. Их никто не заметил, да и не должны были.

Тени улетели.

До поры.

* * *

Анастасия так и не заметила толком, когда появилась эта – строгая, с высокомерно поджатыми губами и холодными глазами. Кажется, ее сопровождали служанки и евнухи, но Анастасия их как следует не рассмотрела. Рассудок отказывался отмечать детали, казавшиеся незначительными, сосредоточившись на этой, одетой в черное, властной и бесконечно чуждой. Только ее могла девушка видеть, только о ней думать. И еще – о Марии с Софийкой.

Остальные – не исчезли, нет, но словно бы выцвели под палящими лучами солнца, которое болезненно равнодушно светило с безжалостного белесо-голубого стамбульского неба. И евнухи, и снующие туда-сюда служанки, и даже сами девочки, приехавшие с Анастасией, вдруг стали мелкими и незначительными. Значение имела эта женщина, разглядывающая их, как тетка Марфа кур на ярмарке.

Сравнение заставило Анастасию тайком фыркнуть, зажав рот ладошкой, и на миг сняло тревожность, которая, впрочем, тут же накатила вновь, удушливой тошнотворной волной подступив к горлу. Эта – вот эта, в черном, – определяла судьбу всех, кто здесь был, не только привезенных невольниц. Вокруг нее крутился весь новый, только что увиденный Анастасией мир.

Евнух рявкнул что-то не слишком разборчивое, но все поняли его верно. Девочки выстроились в два ряда, самых высоких отодвинули, а те, кто пониже, оказались впереди.

Сзади приглушенно то ли всхлипнула, то ли простонала Софийка. Как она туда попала, глупая девчонка? И Анастасия заставила себя сделать шаг в сторону, чтобы эта, важная, надутая, увидела подругу, хотя больше всего на свете хотела прикрыть Софийку, заслонить собой от презрительно-надменного взгляда. С другой стороны шевельнулась Мария. Кажется, она испытывала те же самые чувства – и пришла к тому же выводу, что и подруга.

Нельзя всегда прятать Софийку, нужно показать ее всему миру и этой холеной женщине. Пусть увидит ее красоту, раз уж красота так важна! Кто же здесь красивей Софийки? Тонкий стан, миловидное лицо… Если красота – самое важное, то женщина в черном не пройдет мимо!

Она прошла. Мазнула по перепуганной Софийке, которую Мария безжалостно вытолкнула вперед, безразличным взглядом – и прошла. Зато на самой Анастасии ее взгляд задержался чуть подольше, женщина едва заметно кивнула перед тем, как двинуться дальше.

Тут же подскочили евнухи и отвели Анастасию налево. Софийка же деревянной походкой направилась в противоположную сторону, покачиваясь от нахлынувших чувств.