Семь секунд до конца света - Елена Логунова

Подождав, пока повелитель надежно пристегнется, Пап забрался в левое гнездо, прихватив с собой Рури. Мальчик задохнулся от восторга и гордости: он – в гнезде водителя! На настоящем боевом гругле Главного над стражами!

– Быстрее! – крикнул невидимый Светлейший.

– Пошел! – взревел Пап в левое – не глухое – ухо гругля.

Животное прыгнуло вперед и, набирая скорость, промчалось через внутренний двор к Воротам и дальше – за Городское Кольцо, к Светлому лесу.

Светлейший покачивался в ременном гнезде. Гругль действительно был резвый, сильный и малотряский, он бежал ровно, не замедлив хода даже в лесу, где приходилось двигаться волнообразно, огибая древесные стволы. Движение не прекращалось ни на секунду: очевидно, мальчик хорошо запомнил дорогу.

– Мой повелитель! – донесся до старика голос Папа. – Ребенок говорит, что мы уже рядом!

– Не останавливаться! – прокричал в ответ Светлейший.

Интересно, сколько их там, подумал он. Вряд ли многим больше дюжины, такую большую колонию давно бы обнаружили.

– Надеюсь, что так! – кивнул он сам себе, опуская свободную от петли правую руку в потайной карман.

Артритные пальцы плотно обхватили тяжелую рифленую рукоять. Она холодила руку, но это ощущение вовсе не казалось Светлейшему неприятным.

– Я не могу потратить на них больше дюжины выстрелов, – с сожалением сказал себе Светлейший. – Это моя последняя обойма, и другую взять негде!

Проклятая принцесса, с неожиданной злобой подумал он. Что он будет делать, если через год-другой в диких лесах неожиданно объявятся еще умники, и будет их больше, чем драгоценных последних патронов? Пошлет против них идиотов Папа с ножами и рогатинами? Или откажется от Элизиума?

Проклятая принцесса!

– Где я?

В последнее время этот вопрос звучал так часто, что исчерпал даже беспредельное терпение робота. Умница ответила, но с явным раздражением:

– Ты дома.

Она говорила голосом мамочки.

– А кто я?

Это Пит спросил уже из чистой и бескорыстной вредности, просто для того, чтобы позлить машину.

– Ты, Питер Корвуд, алкоголик и тунеядец! – рявкнула Умница голосом Элси.

Вопли супруги Пита всегда чрезвычайно бодрили – даже сейчас, когда Элси стала его «бывшей».

– Скажи еще, что ты отдала мне лучшие годы своей жизни! – язвительно пробормотал он.

– И это чистая правда! – укоризненно пробряцала Умница своим собственным механическим голосом.

– Ты права, права! – Питер поднял руки, словно сдаваясь.

Это несложное движение далось ему нелегко. Кажется, вчера он здорово перебрал. Что же он пил-то? Вдохновенно сочиненную смесь из нескольких видов алкогольных напитков. А с кем он эту гадость пил? С этим… как его… а, какая разница! Друзей у него не осталось. Те, кто имел хоть каплю здравого смысла, давно убрались с этой планеты. Те, что остались, уже умерли или спились. И он тоже скоро сопьется.

– Или умру, – вздохнул он, чуть не расплакавшись над своей печальной судьбой.

Умница этой пораженческой реплики не услышала. В последнее время она страдала старческой тугоухостью, а прикупить роботу новую акустическую систему Пит никак не мог. Ему уже и на выпивку-то едва хватало.

– Я отдала тебе ровно сорок восемь своих лучших лет! – патетически проскрежетала Умница.

Оказывается, мелочная жестянка не слушала его, занимаясь подсчетами!

– Да мне всего тридцать три! – возмутился Пит. – Как же ты могла отдать мне сорок восемь лет?

– Я отдала твоей семье сорок восемь своих лучших лет! – Умница внесла в свое заявление существенную поправку.

Пит расценил это как свою небольшую победу и приободрился. Мелочь, а приятно! Решив, что жизнь не так плоха, как кажется с похмелья, он открыл глаза и тут же понял, что ошибся. Охнул и болезненно сощурился.

– Слишком светло!

– Потерпи, дружочек! – сочувственно проворковала Умница голосом заботливой бабушки.

Она притушила свет. Пит поморгал и сказал, стараясь говорить твердо:

– Ну, так-то лучше! И нечего зазря транжирить дорогущую электроэнергию!

– И нечего в будний день напиваться, как свинья! – ехидно проворчала в ответ Умница голосом деда.

У старика были очень строгие принципы по части спиртного. Сам он напивался, как свинья, исключительно по субботам. В будние дни хмельной дед имел обличье более мелких и опрятных животных.

– Как вы мне все надоели! – пожаловался Пит, сев в постели. – Какое наказание – быть единственным ребенком в большой семье!

– Питер Корвуд! – Умница умудрилась разложить возмущение на пять голосов разом, включая свой собственный.

– Он самый, – ответил Пит, раздумывая, встать ему с кровати или бухнуться обратно.

Нет, бухаться нельзя, голова у него и так раскалывается и может не перенести удара о подушку. Значит, вопрос стоит таким образом: встать ему или тихонечко лечь обратно?

– В чем дело, дружок? – забеспокоилась Умница (бабушка). – Ты плохо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя как всегда, – уклончиво ответил Пит.

Собственно, это и означало, что он чувствует себя плохо. Отвратительно. Дерьмово.

Пит с великой осторожностью опустил голову на подушку.

– Опять весь день продрыхнешь? – сердито спросила Умница голосом деда.

Старик всю жизнь вставал с первыми петухами и ложился с курами. В те времена петухи и куры еще не были редкими птицами. Пит смутно помнил, что в детстве даже ел курятину, хотя на что это было похоже, припомнить не мог.

– Я уже не сплю, – напомнил он.

И чтобы отбить у Умницы нездоровое желание его воспитывать, сменил тему, с неискренним интересом спросив:

– А что у нас нового?

– Новое разрушительное землетрясение в Юго-Восточной Азии, – откликнулась Умница голосом популярного телевизионного диктора. – Новая поправка к Закону о воде. Новая отпускная цена на кислород в подушках. В правительстве новый министр природы.

– Как будто у нас еще есть природа! – фыркнул Пит.

– Природы нет, но есть министр! – в тон ему поддакнула Умница голосом папы.

Оба невесело засмеялись.

– Вообще-то я спросил, что нового у нас, – напомнил Пит. – У тебя, у меня и у Джонни.

– У меня давно уже не было ничего нового, а хотелось бы новую акустику, – съязвила Умница. – Если ты не заметил, я уже разваливаюсь на части и вот-вот окончательно рассыплюсь.

Пит хотел съехидничать, сказав: «Жду – не дождусь!», но удержался. Умница вполне может разобидеться, и тогда ему не с кем будет даже поговорить.