Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло - Питер Уотсон

Но хотя именно дарвинисты изо всех атеистов на данный момент шумят громче всех (и не без оснований, поскольку за последние несколько десятилетий была проведена масса биологических исследований), они здесь отнюдь не одиноки. На самом деле по мере того, как на протяжении XVII и XVIII веков появлялось все больше сомнений, и особенно после того, как Ницше в 1882 году заявил о «смерти бога» (добавив, что его убили именно мы, люди), многие стали размышлять об этой трудной проблеме – о том, как нам жить без сверхъестественного существа, на которое можно полагаться.

Философы, поэты, драматурги, художники, психологи (список носит случайный характер) – все они искали ответ на вопрос, как нам жить, на личном и коллективном уровне, когда мы можем опираться лишь на собственное Я. Многие из них – здесь можно вспомнить Федора Достоевского, Томаса Стернза Элиота, Сэмюеля Беккета – выразили свой ужас перед картиной того холодного и незащищенного мира, каким тот становится, когда теряет идею бога. Быть может, поскольку ужас привлекает внимание, эти мрачные пророки завораживают публику, но «Эпоха пустоты» посвящена другим – в каком-то смысле более смелым – героям, которые, вместо того чтобы сидеть в ожидании в холодной и темной пустыне мира без бога, направили свои силы на поиск того, как жить с уверенностью в себе, с изобретательностью, надеждой, умом и энтузиазмом. Которые, по словам Уордсуорта, «не тоскуют, но вместо того ищут силу в том, что остается позади».

Это стремление научиться жить без бога и найти смысл в секулярном мире представляет собой – стоит только об этом задуматься – великую тему, которую развивали некоторые наиболее отважные писатели-модернисты, художники и ученые, но которая, насколько я могу судить, так и не обрела своего великого нарратива, объединяющего части. Если это совершить, получится, как я надеюсь показать, богатая и многоцветная история, набор оригинальных, но при этом пересекающихся идей, которые, не сомневаюсь, покажутся многим читателям волнующими и провокационными, но в то же время согласующимися со здравым смыслом и даже утешительными.

Утешение в некотором смысле особенно важно из-за того, что споры о вере и о том, чего не хватает в жизни людей, в последние годы выродились в странную смесь абсурда и мертвечины.

Дважды за последние годы – 21 мая 2011 года и 21 декабря 2012 года – религиозные деятели предсказывали конец этого мира. Оба раза ничего такого не происходило, но ни один из этих деятелей не счел нужным признать, что его предсказания оказались… ну, совершенно неверными. В Пакистане было убито немало людей, которые – как казалось их соседям – нарушали относительно новые местные мусульманские законы об идолопоклонстве. В Тунисе были убиты два видных светских политика. Случаи совращения и жестокого обращения с детьми, в которых повинны мусульмане Великобритании и Голландии или католические священники во многих странах по всему миру, стали в буквальном смысле частью обстановки нашей жизни; издевательства над белыми девушками со стороны мусульманских мужчин в Великобритании назвали «взрывом оскорбительных поступков».[7]

Эти события, происходившие на фоне волны других, еще более ярких бедствий (теракты 11 сентября, взрывы на Бали, в Мадриде и Лондоне, все осуществленные мусульманами), быть может, не так ужасны по количеству убитых. Однако они указывают на широкое распространение криминального поведения, мотивированного религией, которое становится составной частью широкой сферы человеческой нетерпимости – и здесь находится, как все понимают, важнейший интеллектуальный, политический и даже экзистенциальный парадокс, с которым сталкивается юное XXI столетие.

Можно простить атеисту, который наблюдает за этим смертоносным абсурдом, сдерживаемую удовлетворенную ухмылку. Прошло много веков религиозных битв, прошло более двух столетий, на протяжении которых происходила деконструкция фактической исторической основы Библии, и появилось множество новых богов в самых неподходящих земных и прозаических местах с самыми причудливыми культами: так, на острове Вануату в Тихом океане герцогу Эдинбургскому поклоняются как богу, в некоторых частях Индии существует такое божество, как мотоцикл «Ли-Энфилд».[8] Появился веб-сайт godchecker. com, где перечисляется более трех тысяч «верховных» существ – похоже, множество людей в любом месте Земли не способно извлекать уроки из истории. Они все еще враждуют так же, как древние люди, все еще держатся за устарелые и опровергнутые доктрины, все еще доверяют мошенникам с их старыми трюками, все еще слушаются религиозных шоуменов и шарлатанов.

И все же… Суровая (и озадачивающая многих) истина, похоже, заключается в следующем: несмотря на явные ужасные вещи и абсурдность многих аспектов религии, несмотря на противоречия, двусмысленности и очевидные ложные установления, содержащиеся во всех, больших и малых, религиях, – несмотря на все это, атеизм, как указывает ряд выдающихся авторитетов, сегодня отступает.

Одним из первых на это явление указал социолог Питер Бергер. Его взгляды развивались драматично, поскольку здесь мы видим нечто подобное обращению. Эмигрировав из Австрии, Бергер стал профессором социологии и богословия Бостонского университета и в 1950–1960-х годах был ревностным защитником «теории секуляризации». Эта теория переживала расцвет в середине XX века и уходила корнями в эпоху Просвещения; согласно этой теории модернизация «неизбежно» влекла за собой ослабление влияния религии как на общество, так и на умы отдельных людей. Здесь секуляризация рассматривается как явление положительное – и в прошлом, и сегодня, – которая помогает избавиться от религиозных феноменов с их «отсталостью», «предрассудками» и «реакционностью».

Так было раньше. Но в первые десятилетия XXI века картина стала совершенно иной – по крайней мере в глазах некоторых людей. Как уже говорилось, Питер Бергер одним из первых обратил внимание на такое изменение климата, что заставило его самого публично пересмотреть свои представления. В 1996 году он признал, что эпоха Современности, «по вполне понятным причинам», подрывает все традиционные убеждения, но, как он полагал, неопределенность «есть такое состояние, которое многим людям очень трудно переносить». Потому, указал он, «любое движение (не обязательно религиозное), которое обещает дать или восстановить определенность, пользуется широким спросом».[9] И окидывая взглядом современный мир, он сделал вывод, что этот мир «столь же яростно религиозен, как и всегда… и меньше всего похож на предсказанный (с радостью или печалью) секуляризованный мир» и что при любого рода религиозности люди согласны с тем, что «культура, пытающаяся обойтись без трансцендентной точки отсчета, оказывается неглубокой».[10]