Душа ифрита - Лина Рен

все закончится. Буду по возможности писать вам. Позаботьтесь друг о друге». Вот и все.

Зреющая глубоко внутри меня злость пересилила желание рыдать в три ручья. Все, чего мне хотелось в данную минуту, так это треснуть по его самодовольной физиономии. Герой нашелся.

— Что… что нам теперь делать, Эл?

— А что тут сделаешь? Если бы мы хотя бы знали, куда именно он направился, то смогли бы написать. Но просто так, без наводок, это все равно что искать иголку в стоге сена.

Маша всхлипнула и снова уткнулась лицом в исписанный листок бумаги. Она снова и снова перечитывала выведенный неряшливым подчерком текст, будто надеясь, что его содержание волшебным образом изменится. И тогда я задумалась, а сколько ей в принципе потребуется времени, чтобы прийти в себя? Сможет ли она вообще когда-нибудь отойти от этого? Наверное, только если он вернется.

— Ладно, вот что мы сделаем: ты возвращаешься домой и берешь себя в руки, я же попробую к кому-то обратиться. Есть ведь специальные службы, которые занимаются поиском людей в зависимости от их распределения. Если повезет, то мы хотя бы узнаем примерное местоположение твоего брата. На данный момент мы мало что можем предпринять сами, понимаешь? Остается только уповать на его догадливость и ждать письма. Денис не тот человек, который постоянно попадает в переплет, так что все будет хорошо, я уверена.

***

Конечно, я храбрилась. Найти Дениса оказалось гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. В том месяце добровольцев было столько, что выйти на одного единственного человека в этой массе не получилось. Даже командование армией порой допускало накладки из-за такого потока людей. И все, что нам оставалось, так это ждать его письма.

И оно действительно пришло. Спустя две недели после ухода Дениса его сестра снова пришла ко мне на порог, размахивая маленьким зачуханным конвертом. Письмо было короткое, как и все, что когда-либо изрекал Денис:

«Привет, я сейчас на южной границе. Вернусь с бронзовым загаром. Надеюсь, Эл уже кусает локти от зависти».

Сочувствия у меня сразу поубавилось. И все же я справедливо рассудила, что, если он может шутить, значит с ним все хорошо. Денис не из тех людей, которые сохраняют чувство юмора даже в самых безнадежных ситуациях. Когда ему плохо, это сразу видно. Вот почему Маша тоже на время успокоилась. Я объяснила ей, что пока что Денис находится только на опорном пункте в стенах полиса, а значит, не принимает участие в боевых действиях. Скорее всего, он просто стоит на охране.

Еще через неделю пришло новое туманное послание от Дениса, а потом еще и еще. С тех пор он регулярно писал нам. Конечно, все эти «путевые заметки» были для нас бесполезны, потому что в них никогда не было конкретной информации. Как мы понимали из этих писем, он постоянно передвигался с места на место, но все это было в пределах нашего юга.

Маша больше не плакала. Моя подруга начала привыкать жить одной и очень хорошо с этим справлялась. Она бросила университет и устроилась в местную больницу, где в срочном порядке училась работе медсестры и помогала персоналу по всяким мелочам. Маша говорила, что хочет чувствовать себя полезной в этой войне. Все свое свободное время я посвятила небольшим подработкам и постоянным тренировкам. Только так, через ежедневные физические нагрузки я могла забыть весь тот кошмар, что разворачивался прямо у нас перед носом. Таким образом прошло несколько месяцев и наступило лето.

***

Однажды во вторник Маша задержалась на работе. Раз в две недели, в этот самый день, мы с ней бегали на почту, чтобы получить очередное письмо от Дениса. Но тогда моя подруга задержалась на работе, и я решила, что поеду одна.

В подземку я зашла именно в тот момент, когда большинство людей возвращались со своих рабочих смен. Для нашего громадного полиса это было чуть ли не единственным быстрым средством передвижения. Длинные туннели, прорытые еще до времен Излома, хорошо сохранились даже спустя столько лет. Наверное, их раньше часто реконструировали, опасаясь удара оружия массового поражения.

Люди однородной массой съезжали по эскалатору и занимали собой вагоны метро. Они огибали турникеты и ограждения, словно течение реки, проходящее мимо больших валунов и скалистых выступов. Толпа — страшная вещь, если уж ты попал в её поток, то не выберешься просто так. Она поглощает тебя, душит, сдавливает. Мне кое-как удалось спуститься в вестибюль станции, там люди делились на два течения: те, которые садились в одну сторону и те, которые ехали в противоположную.

От духоты внутри станции мой лоб, всего за каких-то пять минут, покрылся мелкими каплями пота. Чтобы вздохнуть хоть раз, приходилось каждый раз разлеплять губы и делать судорожный глоток воздуха. Я забрала свои длинные вьющиеся волосы в конский хвост, чтобы стало хоть немного полегче. Открытый участок шеи приятно лизнул поток воздуха от прибывающего поезда. Вдруг какое-то движение в стороне привлекло мое внимание, и я быстро повернула голову влево.

Время замерло. Это было какое-то необъяснимое чувство. Я еще не знала, что именно происходит, но сердце вдруг стало биться часто. И, по какой-то неведомой причине, меня охватил страх. Я почувствовала его всем своим существом, еще до того, как люди бросились бежать в разные стороны, словно по команде. И тут я заметила его. Он находился слева, буквально в двух или трех шагах от того места, где я застыла. Парень, который казался чуть старше меня самой, тоже внимательно оглядывал скопление людей вокруг себя. Я не успела толком его разглядеть: на фоне однотонной толпы мелькнули лишь пепельные волосы и широко распахнутые голубые глаза. Парень вдруг застыл на месте, как и я. Люди бежали назад, к лестнице, а мы с ним стояли посреди этого хаоса, не двигаясь. И вдруг он посмотрел в мою сторону: медленно перевел взгляд своих ярко голубых глаз прямо на меня, и в этот момент все сразу стало ясно. На лице парня было сожаление, сильное сожаление и вина. И тогда я, почему-то, подумала, что ничего уже исправить нельзя. Это был конец.

Момент длился не более двух секунд: люди побежали, парень посмотрел на меня, сожаление в его взгляде. Но для меня он растянулся на несколько долгих минут. Время возобновило свой ход лишь тогда, когда в центре зала раздался мужской громогласный голос, выкрикивающий неразборчивые слова. Вслед за этим голосом послышался нарастающий крик толпы, который заполонил собой все вокруг. Я не успела ничего предпринять, потому что в