Жаркий сезон - Пенелопа Лайвли

— Это называется «прокинуть парня», — наставительно говорит Полина. — Если ты тут все равно собираешься торчать и тебе нечем себя занять, сделай доброе дело, помешай вон в той кастрюле. Я через три часа жду двадцать человек.

Тереза краснеет до кончиков волос. Она сгорает от стыда. Тереза — добрая девочка, и это ее главная беда.

— Переживет, — говорит Полина. — Неделю пострадает и забудет.

— Спасибо, — чуть обиженно отвечает Тереза.

— Потому что он молод и здоров. — Полина внимательно смотрит на дочь. — А ты, значит, осталась на Новый год неприкаянная. Куда пойдешь?

— Буду справлять с тобой, — улыбается Тереза.

— Вот как? Ну тогда тем более тебе есть резон мне помочь. Вот это намажем вон на то и замешаем какой-нибудь пунш, — предлагает Полина.

— Кто придет? — спрашивает Тереза.

Одно эхо из многих, уже заглушённое внешней кутерьмой: Тереза собирает сумку, ищет ключи от машины, Полина берет хнычущего Люка на руки и выносит в сад, чтобы тот не видел, как мать уезжает.

Сад прямоугольником вдается в поле и состоит из трех длинных участков. Когда-то это были отдельные наделы, на которых три семьи выращивали овощи. И цветы — их потомки упорно всходят каждый год. В дальнем конце растут старые яблони, к концу лета на них созревают плохонькие неказистые яблочки. Теперь эти клочки земли, когда-то источник пропитания, объединены в один, заросший густой травой, которую ни у кого не доходят руки подстричь.

Окружающее поле маленькое и засажено не пшеницей, а молодой капустой — ровные ряды голубовато-зеленых кочанов постепенно сливаются в сплошную пастельную полосу. Дальше за живой изгородью начинается склон холма — еще один лоскут озими. Однако это не такой зеленый ковер, как тот, который виден из кабинета. Здесь его перерезает ограда, а за ней в пейзаж врывается фальшивая нота — кайма осеннего золота, жухлой травы, неожиданной среди буйного майского роста. Цвет тем более неприятен для глаза, что это не мягкие охристые тона осеннего увядания, а неестественно желтые, словно участок обработали гербицидами. Так и есть. Поле выведено из хозяйственного использования согласно программе сокращения посевных площадей. Правительство платит фермерам, чтобы те ничего не выращивали. Чонди получает несколько сот фунтов за то, что ничего на поле в этом году не сеял. Взошедшее самосевом опрыскали ядохимикатами, чтобы потом перепахать. Другие такие же безобразные пятна уродуют пейзаж, нарушая упорядоченное чередование пшеницы, овса, брюссельской капусты, порея, овец, коров и, разумеется, птицеферм, кемпингов и фруктовых садов самообслуживания. В этом есть горькая ирония: земля, на которой поколения фермеров работали не разгибаясь и все равно жили впроголодь, теперь стала чересчур урожайной. С урожаями не справляется промышленность, и землю приходится опустошать гербицидами.

Иногда Полина думает о прежних обитателях «Далей» — настоящих сельских жителях, никогда не отдыхающих. Она видит низкорослых людей, с кожей, черной от солнца и въевшейся земли. К пятидесяти пяти — ее возрасту — они по большей части были уже стариками и готовились лечь в ту самую землю, на которой горбатились всю жизнь. Они совсем иначе воспринимали и серебристый зимний иней на пашне или желтеющую августовскую ниву. Очень мило а-ля Мария-Антуанетта лечить усталую душу созерцанием природы. А когда-то тут все было не понарошку.

Люк направляется к яблоням, к высокой траве, еще мокрой от росы, — сейчас весь вымокнет. Догоняя внука, Полина на миг видит траву его глазами: манящий край новых ощущений, киберпространство света и тени, что-то, что колышется, вздрагивает и шуршит. Она подхватывает мальчика, разворачивается и видит, что Морис выходит из стеклянных дверей им навстречу.

В руке у него чашка кофе. Морис весь день накачивает себя кофеином.

— Привет, — говорит он. — А где Тереза?

— Уехала за продуктами. У вас же в субботу гости, не забыли? Надо купить еды.

Морис улыбается — как всегда, одним уголком губ. Эта улыбка как будто создана, чтобы сглаживать трудности, вроде той, на которую намекнула Полина. Он смотрит вниз на Люка, который обнимает отцовские колени и просится на руки. Гладит его по волосам. Морис не предложил посидеть с Люком, пока Тереза в магазине, потому что это не пришло ему в голову. Судя по всему, он вообще не подумал о том, что надо съездить за покупками.

— Как пишется «гезельшафт»? — спрашивает он.

Полина отвечает.

— Мне казалось, вы пишете про британский туризм?

— Да. Но надо же внести элемент культурного эклектизма.

Он подносит чашку к губам и смотрит на Полину тем проникновенным взглядом, который составляет существенную часть его обаяния. Те, на кого Морис так смотрит, чувствуют себя польщенными и тянутся к нему.

Однако на Полину, знающую этот взгляд, чары не действуют. Она видит Мориса, который глядит на нее поверх белой с синим рисунком чашки в саду «Далей», и он сменяется для нее другим Морисом. Тот Морис облокотился на каминную полку в лондонской квартире Полины, держит у рта бокал с вином и смотрит на полную комнату гостей.

— Так значит, это и есть ваша дочь? — спрашивает он. Красное вино в бокале мерцает, освещенное лампой, глаза Мориса внимательно сощурены.

Люк не отстает, и Морис неловко берет его на руки. Для человека с таким быстрым и гибким умом Морис на удивление неуклюж. Он все роняет и обо все спотыкается. Плохо водит машину. Не в состоянии привинтить розетку или поменять шину. Отчасти его нескладность объясняется легкой хромотой — следствием детской травмы. При ходьбе он немного припадает на одну ногу. Однако хромота не объясняет неловкости, особенно заметной сейчас, когда Морис никак не может пристроить Люка на руках. И разумеется, он очень поздно стал отцом. В сорок четыре трудно осваивать новые навыки.

Морис боится своего возраста, не хочет верить, что старость подкрадывается к нему так же, как к любому другому. Полина замечала эти приступы паники, его желание окружить себя молодежью, лихорадочный поиск свежих интересов, новых знакомств. И разумеется, молодящиеся мужчины часто предпочитают женщин много младше себя.

До того как Морис женился на Терезе, они с Полиной были шапочно знакомы года три. Его книги выходили в том же издательстве, где работала она. Они разговорились на каком-то мероприятии, потом встретились в гостях и проболтали целый вечер. Морис — очень интересный и приятный собеседник. Он позвонил Полине, чтобы уточнить название книги, которую она упомянула. Знакомство укрепилось. Теперь, завидев Полину на вечеринке, Морис сразу направлялся к ней. Раз или два они вместе ходили в кафе. Полина пригласила его на Новый год.

Людей из круга Мориса, знавших дальнейший сценарий, ошарашило известие о свадьбе. Пожить вместе — обычное дело. Но зачем жениться? Милая девочка, кто бы спорил. Однако связывать себя всерьез? Морис — и семейная жизнь?

Полина в этом смысле принадлежала к тому же кругу.

— Зачем? — в отчаянии спросила она Терезу. — Зачем жениться?